Татьяна Булатова - На фиг нужен!

– Ехала бы ты на курорт, Ларочка, – посоветовала ей свекровь и пообещала присмотреть за детьми.

– Только через мой труп, – взорвался Антон и пригрозил матери, что уйдет из дома, если здесь поселится бабка. Хватит ему прошлого раза.

– А мне что предлагаешь делать? – сорвалась Лариса. Эгоизм старшего сына ее задел за живое.

– Терпеть, – односложно ответил старший сын и, цинично улыбаясь, добавил: – Бог терпел и нам велел.

– Бог терпел и нам велел, – тут же подхватил Глебка и галопом обскакал всю квартиру, распевая на все лады понравившуюся ему фразу.

– Не могу больше, – неожиданно для сыновей расплакалась Лариса, и в доме воцарилась гробовая тишина. – Не могу, – повторяла она снова и снова. – Ну когда же это закончится, господи? Когда?

– Когда я вырасту. – Глеб опасливо коснулся ее волос и, обернувшись на брата, очень бережно, словно хрустальную поверхность, погладил мать по голове.

– То есть никогда, – с учительской интонацией провозгласил учительским тоном Антон и сел рядом с матерью. – Ты сама говорила, что жизнь продолжается. И сама же ревешь. Бабушка вообще сказала, что ты скоро можешь выйти замуж, потому что тебе тяжело с нами.

– Я ей такого не говорила, – возразила сквозь слезы Лариса.

– В общем, если чё, я не против, – закончил свою мысль Антон и отвернулся в другую сторону. Было видно, что говорить об этом ему было нелегко. – Только знаешь, – неожиданно оживился парень, – ты, конечно, выходи замуж, но не сейчас.

– Когда я вырасту, – подсказал Глебка.

– Когда ты вырастешь, дурашка, меня уже никто замуж не возьмет, – пошутила, всхлипнув, Лариса. – Дураки вы все-таки, мальчишки! Куда я от вас?

– Замуж… – буркнул Антон, и лицо у парня просветлело: «ни в какой замуж» его мать не собирается.

– А я против, – на всякий случай высказал свое отношение к предполагаемым изменениям Глеб и добавил: – Не надо нам никого, только ты. – Он встал между матерью и братом, чтобы обнять их обоих. – Ты, – смутившись, он посмотрел на Антона, – и я.

Так и порешили. Мысль о том, что надо что-то менять, Лариса отставила, а свекрови сказала:

– Не надо, Надежда Николаевна, больше с детьми об этом говорить.

– О чем? – картинно удивилась Славина мать и подумала: «Это ты еще вдовьего счастья не вкусила, Ларочка. Слишком мало времени прошло. Год еще не закончился. А очухаешься – взвоешь».

Лариса не стала развивать тему, в этом смысле Надежда Николаевна не была для нее союзником. Мало того, она не первый год ее знала, а потому легко могла предположить, что в глаза та говорит одно, а за глаза – другое. Проще всего – не обращать на нее внимания, а еще проще – изолировать от детей. Но это невозможно, ибо от Славы Ларисе в наследство досталось не только двое мальчишек, но и его мать – эгоистичная, самовлюбленная женщина, декларирующая жизнь по законам человеколюбия, а на деле – их отвергающая. Причем дальше, догадывалась Лариса, будет еще хуже: свекровь начнет резко стариться, может быть, слабеть умом, потребует ухода, постоянного внимания… «И будет у меня вместо молодого мужа старый ребенок. Капризный, вредный и противный до жути», – поежилась Лариса и запросила у небес долгого здравия для Надежды Николаевны.

Та в отличие от невестки видела совершенно другие перспективы. Она подозревала Ларису в чрезмерной холодности, отчасти в неблагодарности, в готовности сдать ее как ненужную обузу в дом престарелых и зажить полнокровной женской жизнью.

«Не дождетесь!» – внутренне митинговала Надежда Николаевна и, чтобы Лариса не расслаблялась, подробно пересказывала ей собственные сны, в которых, разумеется, главным действующим лицом был ее покойный сын.

– Ты не поверишь, – как-то раз позвонила Ларисе свекровь и в деталях рассказала о том, как в одном из ее снов выглядел Слава. – Худой. Бородатый. Глаза волосами заросли. Насилу узнала. И говорит: «Забери меня домой, мама». А я ему: «Так ты уже умер». А он: «Это я для других умер, а для тебя…» – Голос Надежды Николаевны задрожал. – Знаешь, Ларочка, надо бы Славика помянуть.

«Да я его и так по сто раз на дню поминаю», – захотелось выпалить Ларисе, но она сдержалась и вежливо ответила:

– Хорошо.

Ответила и ответила. Через пару часов забыла, не в первый раз она слышит нечто подобное от Надежды Николаевны, неужели все помнить?! И только к обеду осознала, что у сна свекрови и ее собственного есть нечто общее: «Худой. Бородатый. Глаза волосами заросли». Совпадение, решила Лариса и посмотрела на часы – пора было ехать на рынок считать выручку. Она так и продолжала делать это сама, как когда-то Слава, причем Лариса не боялась, что убьют или отнимут, здраво рассудив, что снаряд в одну и ту же воронку не падает. Да и к тому же она по-прежнему отдавала определенный процент тому, кто заменил Жмайлова, став автоматически «покровителем» ее бизнеса, поэтому могла рассчитывать на условную безопасность. Иногда, ворочаясь ночами без сна, Лариса размышляла над тем, что это все равно риск, что у нее двое детей, что, наверное, необходимо заключить договор с каким-нибудь охранным предприятием, но тем не менее ничего не предпринимала, потому что помнила слова Жмайлова о том, что все охранные ЧОПы – это, так сказать, структурные подразделения, находящиеся под кем-то. «И под тобой?» – не удержавшись, поинтересовалась Лариса. «Руки пока не доходят, – ухмыльнулся тогда Жмайлов. – А так давно пора…»