Татьяна Булатова - На фиг нужен!

Ничего личного, но, наверное, из солидарности со Жмыхом Крюков тоже стал недолюбливать владельца соседнего павильона, и тот факт, что его подчиненный самовольно оставил рабочее место, чтобы поднять стакан за здоровье Мурзы, неприятно задел его.

– В последний раз, Вячеслав Витальевич. – Семеныч, точно почувствовав приближение грозы, виновато потупился.

– Из зарплаты вычту, – спокойно пообещал ему Слава и, сунув пакет с деньгами под мышку, хотя логичнее было бы его оставить здесь, на складе, направился в «ковровый» павильон не столько ради того, чтобы поздравить соседа, сколько для того, чтобы застать там кого-нибудь из администрации и напомнить, что необходимо открыть ворота.

Мурза встретил Крюкова с распростертыми объятиями.

– За мое здоровье! – скомандовал он, и Славе тотчас поднесли наполненную до краев рюмку водки.

– Извини, Юр, не могу, за рулем.

– Иди к черту, за рулем! – возмутился Мурза и лихо заломил тюбетейку. – Обижусь!

– Не надо, – подыграл ему Слава. – Я выпью, только попозже. Разгружу машину и выпью. Честное слово!

– Смотри мне, – смилостивился Мурза-Юрка и повел Крюкова к столу. – Садись. Не можешь пить за мое здоровье, значит, ешь.

– Спасибо, – поблагодарил соседа Слава и лихорадочно закрутил головой в поисках тех, кто мог перекрыть въезд на рынок. Но чтобы найти таковых, надо было, по крайней мере, знать, как они выглядят. А ведь Крюков не так часто захаживал к рыночной администрации: все вопросы улаживали Лариса и Жмайлов, а по мелочам, если это было необходимо, подключались сами продавцы. Наверное, ему стоило сразу напрямую обратиться к Мурзе и спросить, кто есть кто, но Слава почему-то не осмелился, было неловко: усадили за праздничный стол, а он – по делу. Решил выждать. Пока пил чай, не сводил глаз с обмотанного зеленой резинкой пакета с деньгами, недоумевая, зачем взял его с собой вместо того, чтобы оставить на складе. Ощущение было странным: он словно не был самому себе хозяином. Наконец он решился, встал и объявил во всеуслышание, подняв пиалу, наполненную до краев зеленым чаем:

– Созрел тост.

– Подожди, дорогой, – имитируя восточный акцент, произнес именинник и вышел из-за стола, кому-то призывно махнув рукой.

– Жду, – приготовился Крюков и уставился на Мурзу, соображая, что же сказать дальше, чтобы было добросердечно и одновременно коротко. Каково же было его удивление, когда за спиной у именинника, точно из-под земли, выросла та белобрысая девица, которая сегодня утром так потрясла его воображение, что заставила вспомнить благословенную Сашку Леванину. Через секунду Крюков промычал что-то не очень вразумительное типа, «чтобы все было, а нам ничего не было» и окончательно утратил дар речи.

– Неси рюмку, Нелька, – приказал Мурза, и белобрысая снова исчезла.

– Не могу, – промычал Слава, разрываясь между необходимостью следить за пакетом и смотреть в глаза имениннику.

– Не вопрос, Славян, – вдруг по-панибратски обратился к нему Мурза, и Крюкова передернуло: так его называл исключительно Жмайлов. – Будь здоров, – потянулся он к нему и чуть не промазал мимо пиалы: звук получился тусклый, как будто переломили карандаш.

– И тебе того же, – пожелал в ответ Слава и, опустив пиалу на стол, начал выбираться из-за стола с ощущением, что зря потратил драгоценное время. Быстрее было вручную перетаскать или тачку у кого-нибудь одолжить, толку больше было бы. «Так и сделаю», – решил раздосадованный Крюков и стремительно двинулся к выходу из павильона, не выпуская пакета из рук.

– А стремянную? – окликнул его Мурза.

– Потом, – отмахнулся Слава и в дверях павильона столкнулся лицом к лицу с белобрысой девицей, видимо, обладавшей уникальной способностью молниеносно перемещаться во времени и пространстве.

– Слепой, что ли? – с вызовом уставилась она на него, и у Крюкова подкосились ноги. Вот прямо так взяли и подкосились, как будто кто-то ему подножку подставил: – У нас вообще-то женщин вперед пропускают…

– Проходите, пожалуйста, – промямлил Слава и посторонился, недоумевая.

– Вот так-то, – буркнула та, зачем-то развернулась и снова направилась к выходу, обдав Крюкова странным ароматом, который ему ни разу в жизни не встречался: это была невообразимая смесь табака, пряностей и вульгарных нот дешевой поддельной парфюмерии из привокзального ларька. Запах был столь запоминающимся, что по нему вполне можно было бы ориентироваться в темноте. Белобрысая наверняка это знала и шла так, как будто вела за собой, подергивая бедрами, как при спортивной ходьбе.