Татьяна Булатова - На фиг нужен!

– Зачем она врет? – пытал мать Антон, предпочитавший отсиживаться на кухне в то время, как Глебка часами сидел возле отцовского гроба, внимательно прислушиваясь к каждому слову.

– Тебе что, жалко? – Лариса даже не считала нужным разубеждать сына.

– Ну это же неправда! – возмущался Антон и сверлил взглядом бабкину спину.

– Неправда, – соглашалась с ним мать, а сама думала о том, что правда никому не известна: ни ей, ни свекрови, ни следователю – никому. Она уже смирилась с этим, потому что за минувшие полгода не получила ни на один свой вопрос исчерпывающего ответа. И даже заключение судмедэксперта не содержало ничего такого, что могло бы прояснить хотя бы некоторые обстоятельства дела. На сегодняшний день Лариса знала только одно: рубашка и джинсы были Славины, все остальное, догадывалась она, присоединилось по ходу. Но скорее всего, уговаривала себя Лариса, таких совпадений не бывает и было бы глупо на что-то надеяться в тот момент, когда она собственными руками трогала изуродованное Славино тело с синей полосой ниже пупка. «А голова?» – пугалась Лариса, но потом снова вспоминала слова судмедэксперта и успокаивалась. Мысль о том, чтобы предложить Надежде Николаевне взглянуть на обезглавленного сына, ни разу не посетила ее, достаточно было того, что видела она. Да и свекровь, надо отметить, не проявляла излишнего любопытства, видимо, потому, что приняла решение схоронить Славу таким, каким она его знала. И в этом смысле ее воображение легко позволило ей это сделать.

– Сыночек, – Надежда Николаевна посмотрела на Славину фотографию, перекрестилась и во всеуслышание объявила: – Пусть земля тебе будет пухом.

– Будет-будет, – подхватили вслед за нею соседские бабки то ли для того, чтобы утешить, то ли для того, чтобы продемонстрировать свою осведомленность в делах такого рода: – Так мучился, прости господи. Так мучился… Слов нет, как мучился человек, – подключилась тетя Валя и тут же поведала историю о том, что невинно убиенным боженька место в раю держит. – Не пройдет и сорока дней, как и его душа успокоится.

– Какие сорок дней, Валентина? – встрепенулась Надежда Николаевна, почувствовав конкуренцию. – Полгода прошло.

– Так за полгода разве б чё осталось? – искренне изумилась соседка и вопросительно посмотрела на Ларису: – Или там ничё нет?

– Да какая вам разница? – тут же ввязался Антон и сел на пустующий рядом с Надеждой Николаевной стул.

– Все там есть, – успокоила всех Лариса, не на шутку напугавшаяся, что сейчас разразится скандал из-за сыновней дерзости, и добавила: – Я своими глазами видела.

– Ну коли видела, так и ладно, – быстро пошла на попятную тетя Валя и, склонившись к уху Надежды Николаевны, громко зашептала, что на кладбище не поедет, мороз, а на поминки придет. – Где поминать-то будете?

Свекровь назвала место.

На кладбище поехали единицы. Мороз на самом деле стоял такой, что кончики ресниц от дыхания покрывались инеем.

– Прощайтесь, – подтолкнула детей Лариса и пропустила их вперед.

– До свиданья, – еле разлепил губы Глебка и беспомощно посмотрел на брата.

– Пока, пап, – сказал Антон и прижался щекой к крышке гроба.

– Мам? – Глеб вопросительно посмотрел на мать и дернул старшего брата за руку.

Подойдя к гробу, Лариса поняла, что не сможет произнести ни одного слова.

– Ну хоть что-нибудь, – попросила невестку Надежда Николаевна. – Люди смотрят.

– Не могу, – отказалась та и скомандовала: – Опускайте.

– Не по-человечески, Ларочка, – попыталась остановить ее свекровь, но было поздно. Могильщики протянули под гробом концы, подняли его, и через пару минут Лариса услышала, как в могилу посыпались замерзшие комья земли. Ни дороги с кладбища, ни поминок она не запомнила. Единственное, что осталось в ее памяти из того дня, – это пронизывающий до костей холод и усталые лица сыновей.

Через неделю Славе должно было исполниться сорок. Но мужики предупредили заранее:

– Не вздумай отмечать! Примета плохая.

– Не буду, – пообещал им Слава, а сам расстроился: душа просила праздника, да и к тому же первый раз в жизни он оказался в ситуации, когда без ущерба для семейного бюджета мог себе это позволить. Он так себе и представлял: отдельно с семьей, отдельно с друзьями и на работе, разумеется, тоже. Все как положено. Свое грядущее сорокалетие Слава рассматривал вне существующей традиции подведения итогов, скорее как начало новой жизни, честно заработанного процветания и материального благополучия. Спасибо Жмайлову, верный путь указал, можно сказать, на крыло поставил и выдал путевку в жизнь. А ведь тогда, пять лет назад, руки опустились. Ларке было стыдно в глаза смотреть: она вроде как за мужика замуж выходила, а оказалась с двумя пацанами без копейки денег в кармане.