Ларс Густафссон - Смерть пчеловода

Весь свет, казалось, кишмя кишел несчетным воинством проворных слуг, которое внезапно материализовывалось, готовое снабдить всех и каждого тем, чего они более всего желали. Нет слов, чтобы описать толкотню, танцы, публичные совокупления на улицах Европы в этот второй день. Спорадические туманные радиосообщения с соседних континентов свидетельствовали, что там творится то же самое.

Пошлине ошеломляющим был развал церкви, вернее, церквей. К полудню третьего дня — примерно тогда же, когда Его величество король объявил, что все партии отказываются взять на себя бремя власти, когда Москва и Вашингтон сообщили о приостановке на неопределенный срок всякой общественной деятельности, а китайская компартия провозгласила начало плановой утопической фазы, — ежегодное собрание шведских епископов обнародовало пастырское послание, которого ожидали уже несколько дней.

Это был непревзойденный шедевр осторожных формулировок. Для начала послание констатировало, что пути Господни, а равно и глубины природы неисповедимы и что никто не может предписывать Всемогущему, какими средствами Ему пользоваться.

Далее оно намекало, что в мире существует и некая демоническая сила и что для истинного христианина всегда остается вопросом его собственной совести решать, какие молитвы соответствуют воле Божией.

Меж тем как начавшаяся отныне новая историческая эра давала ошеломительные доказательства благости и всемогущества Божия, собрание епископов, безусловно, совершило бы ошибку, если бы не упомянуло о новых искушениях, каковыми сие новое положение вещей, которое конечно же не будет длиться вечно, не может не быть чревато для каждого верующего христианина.

Стало быть, в это время, ознаменованное огромными преобразованиями, собрание епископов вынуждено призвать верующих к предельной воздержанности в молитвах.

Слова эти замертво упали наземь в тот самый миг, когда были произнесены.

Впервые за всю свою историю человечество изведало щедрость совершенно нового качества, безграничную благость, совершенно беспристрастную, прямо-таки нигилистическую любовь ко всему сотворенному, какую может являть лишь существо, которое все это создало.

Эту мысль можно выразить и совсем по-иному.

Человечество, тысячелетиями пребывавшее в плену нелепого и пагубного ложного представления, будто им властвует суровый и чуть ли не злобный Отец, всего за несколько дней обнаружило свою ошибку.

Оказалось, что людьми властвует Мать.

А жизнь меж тем с каждым мгновением все быстрее катилась туда, где словесные описания невозможны, в царство, для которого нет слов, — началось ОТМИРАНИЕ ЯЗЫКА.

Один из последних языковых фрагментов содержал такое послание:

ЕСЛИ БОГ ЖИВ, ДОЗВОЛЕНО ВСЕ.

Березовый лес. Болото. Первые, чуть заметные признаки, что скоро распустятся почки. До чего же быстро миновала зима! Я не очень уверен, что мне хочется весны. Я к ней не готов. Одиночество во мне набухает, как навозная куча. Самые диковинные ростки вылезают на поверхность. Сомнения.

И каждое утро мне по-прежнему страшно, что боль вернется. Всю зиму я мучился от боли. А теперь так же сильно мучаюсь от страха перед нею. Смотрю на себя: ослаб, хожу с трудом, куда больше, чем прежде, устаю от походов в лавку. За руль садиться избегаю, не столько ради экономии бензина, сколько опасаясь испытывать себя. В результате полдня потеряно, но я толком не знаю, на что бы иначе использовал это время.

Человек — странное создание, парящее между зверем и надеждой.

О смысле мироздания, о том, к какой цели устремлено всё: молекулы, молекулярные цепочки, сознание, сонеты и сестины, подземные ядерные ракеты, фрески Микеланджело, биноминальная теорема и мадригалы Монтеверди, — я на самом деле знаю не больше, чем любой замшелый камень за ульями на моем участке. Или комар. Или амеба в крохотной капле стоячей воды.

В человеческой истории до вечера еще далеко. На самом деле лишь раннее утро.

Страх сойти с ума намного глубже страха стать кем-то другим:

но ведь мы же все время и становимся другими.

Was mich nicht umbringt, macht mich stärker. — То, что не убивает меня, делает меня сильнее. (Ницше).

Болото. Березы. Цветочки Tussilago farfara [5] Мать-и-мачеха (лат.). возле канавы. Бóльшая часть ульев ожила. К примеру, мой друг Никке, которого в сентябре 1952-го сбил грузовик, когда он на велосипеде поехал домой завтракать. Я часто вспоминаю его, когда вижу что-нибудь необычное, что-нибудь по-настоящему для меня интересное. Любопытно, что бы сказал Никке. «Сейчас я посмотрю на это как бы вместо тебя, Никке». Невероятно интенсивное переживание. Ведь человек во многом тождествен людям, которых он знал.