Вячеслав Килеса - Истории, рассказанные вчера

Лидка рукой махнула: помолчи, мол, дай дух перевести, потом, минут через десять, рассказывает.

— Мы на берегу загорали, когда эсэсовские солдаты купаться пришли. Оружие и обмундирование у кустов сложили и даже часового не выставили. Я Женьку подначиваю: «Слабо автомат украсть?!» Я в шутку сказала, а он всерьез обиделся.

Велел мне одеться и у дороги ждать, а сам к оружию полез. Прибегает вскоре с автоматом:

— И внимания никто не обратил! — хвастает. — Пойдем, в огороде закопаем.

Прошли несколько улиц и на полицейский патруль наткнулись. Женька через забор прыгнул, я — за ним, а следом полицейские. Пробежали метров пятьдесят, полицейские стрелять начали. Женька мне автомат сунул: «Я их отвлеку, а ты убегай». Я напрямик через огороды помчалась, а Женька остался.

Вдали вновь послышалась стрельба. Лида, вскочив, забегала по комнате:

— Хоть бы с Женькой все благополучно было!

— Ты уверена, что никто тебя не узнал? — спрашиваю.

Лида глаза опустила:

— Один из полицейских — Нузет Басыров: тот, что возле твоей подружки Айше живет. Я слышала, как он меня по имени звал.

— Что ж ты молчала! — вскакиваю. — Быстро меняемся платьями. Если что, на себя все возьму.

Пока Лида переодевалась в другое платье, я в комнату заскочила и автомат из — под маминой кровати к себе под матрац переложила. Его бы, конечно, на мусорную свалку выбросить, но куда днем понесешь?!

Загнала Лидку на чердак, надеваю ее платье и тут полицейские во двор вваливаются.

— Сестра где? — Басыров спрашивает.

— Ушла куда-то, — отвечаю.

— Давно?

— Да.

— Автомат у нее не видела?

— Нет. Зачем ей?!

— Понятно! — говорит Басыров. И, обращаясь к своим, велел: «Начинайте искать — вначале огород и пристройки, потом дом».

Лопату взял и смотрит: землю ею копали?

Полицейские разбрелись: кто в огород, кто в сарай, а один на чердак полез.

Слышу вскоре Лидкин визг: с чердака ее стаскивают.

— Куда автомат дела? — Басыров спрашивает.

Лидка молчит. Тогда Басыров размахивается и по лицу ее бьет.

— Не тронь сестру! — кричу и Басырова за руку хватаю. А он руку вырвал и меня толкнул, — так сильно, что на полу оказалась.

Басыров размахивается — снова Лидку бить, — и тогда она говорит:

— Он под кроватью.

— Показывай.

Заходят в дом, я встаю и за ними плетусь. Бок болит — о камень ударилась, но терплю, не плачу. И у Лидки щека красная, губы распухли, а в глазах — ни слезинки.

Лида на коленки возле маминой кровати встала и рукой шарит, автомат ищет.

— Куда он делся? — удивляется и на меня смотрит.

Я шаг вперед делаю:

— Сестра себя оговаривает. Это я автомат принесла и под матрац положила.

Поднимаю матрац, а там пусто. Под кровать заглядываю: ничего!

— Не понимаю — к Басырову обращаюсь. — Тут он лежал.

Посмотрел на меня Басыров с прищуром и головой кивнул:

— Ладно, будем искать.

Дом, двор перерыли — нет автомата.

— Может, вы дурочками прикидываетесь, а автомата здесь не было? — спрашивает Басыров и себе возражает:

— Люди видели, как сюда несли.

— Какие люди? — спрашиваю.

— Хорошие! — смеется. — Придется в тюрьму вас отправить — до выяснения.

Тут калитка открывается и немецкий офицер входит: высокий, широкоплечий, лицо надменное.

— Новый начальник гестапо! — Басыров ахнул. И своим:

— Смирно!

Полицейские застыли, словно волшебным веретеном укололись.

Только офицер через порог переступил, Басыров кратко все доложил.

— Что с мальчишкой? — офицер спрашивает.

Я удивилась: немец, а по-русски слова произносит, причем без акцента.

— Пуля в грудь попала. Сейчас без сознания, в госпитале.

Немец по комнате прошелся, по стенам глазами пошарил и командует:

— Девчонок с матерью в тюрьму — я вечером ими займусь, а возле мальчишки выставить пост: чтоб не сбежал, когда очнется.

Повернулся выходить и вдруг за мамин портрет — он на столе стоял — глазами зацепился. У мамы портрет с молодых лет сохранился, когда она еще в Петербурге жила.

Я поразилась, как у немца лицо изменилось: смотрит на портрет, словно привидение увидел. Ко мне обернулся и спрашивает:

— Кто она вам?

— Мама — объясняю.

— В Смольном институте училась?

— Да.

— А где отец?

— До войны умер.

— Та-а-к! — еще раз внимательно дом оглядел и тихо произносит:

— Кто бы мог подумать: Лиза — в этой развалюхе! Ну-ну!