Вячеслав Килеса - Истории, рассказанные вчера

Отойдите от окон!» С неохотой, но послушались, и только потом поняли, как мама Лиза права: в дальнем доме по этой же улице солдат, увидев смеявшегося через окно мальчишку, из автомата его расстрелял.

Немцы ввели комендантский час, с обысками приходили, оружие и продовольствие искали. Мама Лиза на чердаке и в огороде тайники для продуктов сделала, переживали, как бы не нашли, но Бог миловал, а у соседей полкабанчика копченного забрали и хозяина в наказание в тюрьму бросили.

У нас дом большой был, с двумя комнатами, кухней и коридором, поэтому нам сразу постояльца вселили: сначала немец Ганс жил, а ближе к лету, когда Ганса на фронт отправили, румын Пешта его комнату занял. Ганс вредный был, орал на нас, если его белье постирать не успели или пыль в комнате находил, и только в последний вечер шнапса напился, фотографии своих детей показывал и плакал, что убьют. А Пешта смеялся постоянно и что-то на румынском рассказывал. Когда его на машине привезли, он глаза на нас выпучил и орет счастливо: «Баби! Три!» К маме Лизе подскочил, обнять хотел, а потом нос сморщил и пятится: «Не баби, а швинки!». Еще бы: мама Лиза, как только немцы в город вошли, сама не мылась и нам мыться и чистить зубы запретила. Лида долго злилась, пока с ее подружкой Валей несчастье не случилось.

Зима прошла быстро: мы ее в доме провели, потому как одежда подходящая и обувь отсутствовали, и когда начиналась бомбежка, в галошах к подвалу на огороде бежали.

От бомб много домов пострадало, а наш не затронуло. Мама Лиза объясняла, что у нас домовой сильный, не позволяет свое жилье и домочадцев обижать. «А мы ему помогать должны — говорила мама Лиза. — Чем лучше к дому относится будем, тем благодарнее он окажется.» В доме ни одной трещины не было, мама Лиза постоянно его выбеливала, а когда в сентябре соседнее здание бомба развалила, заставила меня щепки и мусор, взрывом заброшенные, с крыши убрать, — я вся передрожала, боясь свалится, особенно когда веником каменного петуха обмахивала, — его отец перед смертью из гранита вытесал и на коньке крыши прикрепил.

Мама Лиза для домового всегда молоко в блюдце под кровать ставила, а когда еды не оказалось, воду в миску наливала. Словно о ребенке заботилась.

Я о домовом вспоминала, когда он начинал в игры со мною играть: то тапочки спрячет, и я в Лидиной тумбочке их нахожу, то подножку сделает и радуется, наверное, если носом о пол шмякаюсь. А как-то, когда в постели лежала, цветы на подушку бросил. Мама Лиза удивилась: «Явно к тебе неравнодушен, — на Лиду только изредка внимание обращает». Конечно: Лида обид не прощала и когда однажды на ровном месте споткнулась и головой ударилась, то домового почем зря чихвостила. А я к неприятностям с улыбкой относилась и Лиде объясняю, что домовому скучно, пусть развлекается.

От домового много пользы было. Если он по чердаку топал и черепицей на крыше гремел, мама Лиза знала, что неприятности ожидаются и готовилась их встретить. Когда двадцать второго июня немцы Севастополь бомбили, то в таких местах, как Карасувбазар, только к обеду узнали, что война началась. А мама Лиза, услышав ночью, как домовой тревожится, еще утром со мной и Лидой на все наши деньги соль, спички, мыло, подсолнечное масло и консервы в магазине купила и тайники для них приготовила, — догадывалась, что к вечеру магазинные полки опустеют и магазины закроются. А весной следующего года мы к Марии Уманской в гости собрались, с днем рождения поздравить, но послушали, как черепица громыхает, и дома остались, а вечером выяснилось, что эсэсовская «душегубка» по улицам ездила и всех, кто на евреев похож или не понравился, с собой забирала.

Город в оккупацию притихший был; каждая семья радовалась, когда сутки без беды прожить удалось. Те, кто немцам пошли служить, увереннее себя чувствовали, но мама Лиза таких презирала: «Оккупант — всегда враг, даже когда добрым прикидывается. А помогающие врагу свою родину топтать без души остаются».

Немцы старались население разобщить: доносы поощряли, деньги за них платили. Когда Николая Спаи вешали, на площадь всех согнали. «Кого пугать?! — злилась мама Лиза. — Храброго смертью не испугаешь, а трус еще вчера перепуган». Мама Лиза сильно в тот день расстроилась: Николая Константиновича, работавшего до войны председателем горисполкома, она за честность уважала.

Несколько сот человек убили, но предателей в городе от этого не прибавилось.

Помню, Колю Бойко на улице встретила — он классом старше меня учился.