Анн-Лор Бонду - А еще я танцую

Мне нравится, когда у людей есть тайны. У меня они есть, и у других должны быть. Ваши тайны принадлежали вам, и я считал это нормальным. Но вот что-то случилось, Вера перешла некую грань, и ты не смогла последовать за ней потому… потому, что ты меня «очень любила», и потому, что ты ненавидишь предательство.

Вера тоже очень меня любила, чтобы не сказать больше. Но она по природе — пожирательница жизни. Я помню, каким ураганом была наша встреча в Бриве. Помню, с какой легкостью она смела со своего пути все препоны. Дети? Детей она заберет с собой. Муж? Она о нем позаботится, да и все равно между ними давно все кончено. Говоря «все кончено», она подразумевала, что они больше не любят друг друга, как в первый день. С Верой можно было только так. Или — пламень, или — ничего.

Вот о чем я подумал: если после нашей встречи в Бриве она смогла за три недели послать к чертовой бабушке всю свою предыдущую жизнь, то почему бы ей было не повторить то же самое с другим мужчиной восемь лет спустя? Логично, не так ли? На протяжении всех этих лет она слегка прикрутила фитиль, но огонек, бесспорно, продолжал гореть.

В первые же дни после ее исчезновения я догадался, что ты что-то скрываешь. Что-то такое, о чем невозможно рассказать. Мы все предпринимали отчаянные попытки ее отыскать. Все, кроме тебя. Как будто ты уже знала, что любые поиски тщетны. Ты просто интересовалась, как они продвигаются, даже не давая себе труда участвовать в этом фарсе. Если мы пребывали в смятении, то ты — в гневе. Ты носила этот гнев на своем лице, словно печать. Он читался в твоих сжатых челюстях, в твоих глазах.

Я много раз хотел с тобой поговорить и если так и не решился, то только из страха. Я боялся узнать правду.

Но сегодня все пришло в неистовое движение. Мне достаточно вскрыть этот проклятый пакет, чего я не делаю. Не хочу причинять себе лишнюю боль. Сжечь его, что ли?

Женщину, с которой я вступил в переписку, я тоже не хочу расспрашивать в лоб и тоже из страха. Я боюсь разрушить нечто хрупкое, что между нами возникло. Что именно, может, расскажу тебе в следующий раз.

Одним словом, мне хотелось бы услышать правду от тебя, Глория. Так она будет менее жестокой.

Где твоя мать? Где Вера?

Пожалуйста, скажи мне.

P. S. Карту Андалусии, твой рождественский подарок, получил. Спасибо. Она очень красивая, и я повесил ее над своим столом.

15 апреля 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Макс и Жози

Дорогие Макс и Жози!

Я знаю, что мои письма, адресованные одному из вас, рано или поздно попадают в лапы второму, так что стреляю дуплетом и обращаюсь сразу к обоим.

Только что вернулся из Праги. Какой город! Не пугайтесь, я не собираюсь морочить вам голову рассказами о старом еврейском кладбище, Градчине, Карловом мосте и Франце Кафке. Мне прекрасно известно, что вам на все это глубоко наплевать и в настоящий момент вас волнует одно: как прошла во вторник моя встреча с Лисбет П. Дестивель.

Не представляю, как построить свой отчет, поскольку ваши интересы немного расходятся. Но все-таки постараюсь сделать так, чтобы вы оба получили удовлетворение. Для этого каждому из вас нужно будет прочитать обращенную к нему часть письма.

Для Жози. Во вторник утром я позвонил Лисбет и предложил ей заехать ко мне во второй половине дня, но она убедила меня, что будет лучше, если она приедет к обеду, о котором позаботится сама.

Для Макса. Эта ненормальная приперлась в 12:50, ровно в тот момент, когда Никола Стуфле задал финальный супертрудный вопрос. [14] Никола Стуфле — автор и ведущий популярной радиовикторины «Вопрос на тысячу евро». В корзинке у нее было столько еды, что семь человек могли бы ею питаться в течение недели, и три бутылки розового прованского.

Для Жози. Она пришла одетой по-летнему, хотя на улице было свежо. Ты права, это красивая женщина.

Для Макса. Юбка на ней была такая узкая, что я поражаюсь, как она не лопнула по швам. Не успев сесть, она принялась натягивать ее на коленки. Спрашивается: почему она не надела юбку подлиннее? Я как-то успел забыть, до какой степени у нее зудит в одном месте.

Для Жози. Мы пообедали на кухне. Она рассказала мне о своем детстве в Кресте, отрочестве в лицее Монтелимара, знакомстве с мужем, трех своих выкидышах и вдовстве. У твоей подруги головокружительная скорость словоизвержения. Она выразила сочувствие моему одиночеству.

Для Макса. Мы съели на кухне ее пирог с оливками и выдули первую бутылку розового. Она все время сокрушалась насчет моего одиночества — у нее это прямо-таки идея фикс. Сколько я ни твердил, что у меня все в порядке, она ничего не желала слушать. «Что, даже домашнего животного нет?» — «Почему? Есть кот». Она поискала его глазами, но, как ты догадываешься, бедный зверь давным-давно спрятался подальше.