Александр Феденко - Частная жизнь мертвых людей (сборник)

– Пожрать бы чего-нибудь, – начал он издалека.

– В доме шаром покати! – взбеленилась крольчиха. – А тебе все только бы спать да жрать!

– Начинается в колхозе утро, – подытожил кролик.

Неприятный женский бас с нотками восхищенного идиотизма закряхтел из пустоты и вклинился в их беседу:

– Небывалый урожай моркови собрали в этом году жители колхоза «Путь к коммунизму».

– Это еще кто?

Кролик огляделся. Взгляд его упал на груду мятого, словно кем-то пережеванного хлама в дальнем от входа углу пещеры. Из хлама торчала антенна карманного радиоприемника.

– Откуда это здесь? – удивился кролик.

– Откуда, откуда… – раздраженно бурчала крольчиха, – Забыл кто-то.

– Кто – кто-то?

Кролик впервые задумался о том, что у всякой порядочной норы имеется хозяин. Хозяин этой норы куда-то исчез. И хотя нельзя сказать, что кролика это огорчало, все-таки сумрачная странность всего происходящего начала доходить до него, но так и не дошла, споткнувшись о препоны, умело расставленные самим же кроликом.

– Нам не дано постичь промысел мироздания, – рассудил кролик, опуская шлагбаум перед одолевавшими его догадками. И чтобы отвлечься от непостижимого, отправился на промысел пропитания.

Он начал изучать пещеру и с изумлением обнаружил, что пол ее усеян костьми, самыми разными – ему попадались кости птиц, зверей, людей и даже кроликов. Кроличьих костей было особенно много.

– Что же это такое получается – так хорошо жить начали, а тут…

Раздался скрежет, и куча изжеванного мусора заговорила натренированным баритоном с нотками трагического восторга:

– В двадцать один час пятьдесят минут при явлениях нарастающей сердечно-сосудистой и дыхательной недостаточности Иосиф…

Тут кролик заметил надкушенное яблоко неподалеку и, сухо хрустя костями под лапами, радостно поскакал к нему, не дослушав, чем закончились неприятности у Иосифа.

– Табачку не найдется? – спросило яблоко.

– …скончался, – закончила радиоточка далеко расходившуюся мысль.

– Не курю, – кролик разглядел червяка, торчавшего из яблока.

– Самое время начать. Еще успеешь. Впрочем, папирос, я полагаю, у тебя все равно нет?

Яблоко было сморщенным, опавшим, пожелтевшим от табачного дыма. И лицо червяка было таким же. Он много что повидал, и увиденное перестало умещаться в его душе и принялось укладываться бороздами морщин по его лицу.

– Не курю, – повторил кролик.

– Зря. Если куришь – знаешь, что делать, когда придет время.

– А что, оно скоро придет?

Где-то вдалеке раздался пронзительный визг.

– С минуты на минуту, – подтвердил червяк.

– Я не понимаю ваших намеков, – сказал кролик, наступив на чей-то кроличий череп.

– Все мы не прочь повариться в соку собственного непонимания.

Кролику наскучил неприятный разговор, и он запрыгал к выходу – туда, откуда пришел. Но нора так извивалась, что стоило кролику сделать хотя бы шаг, как он падал и глотательные судороги норы выносили его обратно в склеп. К тому же там, наверху, что-то происходило. Нора опять глотала кого-то, еще живого, и несла к кролику. И это приближение сеяло в нем волнение и даже легкую тревогу.

Сломя голову он помчался к крольчихе. Увидев ее, он несколько успокоился. Вокруг крольчихи уже кишело – с десяток крольчат, точно подсчитать их оказалось затруднительно, требовали морковки и шкварок.

– Лихо начали, – вздохнул кролик.

– Папа, что ты принес? – накинулись на него крольчата.

– Ничего… Хотя… где-то там было яблоко.

Только сейчас он заметил, что червяк, сидя на яблоке, оживленно беседует с крольчихой. Кажется, они обсуждали удавов. Крольчиха кокетливо болтала задней ножкой, выгодно развернув бедра, и объясняла червяку, что конечно же читала про удавов, но не верит во все эти ужасы, и соблазняюще улыбалась.

– А нет ли тут другого выхода? – спросил вдруг кролик.

Червяк с усмешкой посмотрел на него. Усмешка была очень тонкая, но кролик ее заметил и почему-то не обиделся.

– Есть, – червяк начал зарываться в яблоко, и кролику казалось, что это яблоко пожирает червяка. – Но он тебе не понравится.

– Что же делать?

– Перестать быть кроликом, – червяк расхохотался, и яблоко его съело.

Стены склепа вдруг разнесло в стороны, и крольчиха дико закричала. Из багрово-коричневого сумрака вылезло гигантское безобразное свиное рыло и навалилось на них. Свинья была уже мертва – на рыле запечатлелась гримаса ужаса, язык и глаза вылезли наружу, на старых желтых клыках еще пузырилась пена. Но и будучи мертвой, туша стремительно заполняла все вокруг, давя кроличье семейство. Места для их жизни не осталось.