Александра Николаенко - Светофор, шушера и другие граждане

Смерть зашла к Елене Николаевне, конечно, не с пустыми руками, – принесла пирог Шарлотку, (как раз был Яблочный Спас) и напросилась для знакомства попить чайку.

Она сказала: «Добрый вечер, очень рада познакомиться, я ваша новая соседка снизу. Вот, мол, зашла запросто, по-соседски. Очень приятно!»

И чтобы Елену Николаевну сразу не напугать, (а то, знаете, как бывает: ляпнешь чего-нибудь, а потом у человека инфаркт или еще какой-нибудь сердечный приступ) Смерть назвалась самым обыкновенным женским именем.

Она сказала, что ее зовут Елена Николаевна, и тот факт, что женщины тезки, немного скрасил этот нежданный визит.

Смерть была одета по-домашнему, запросто. На ней были разношенные с замятыми пятками клетчатые тапочки и спортивный махровый костюм белого цвета, с капюшоном.

Еще с порога гостья показалась Елене Николаевне женщиной не очень приятной; навязчивой, и (как-бы это сказать?) чересчур оживленной. Такими бывают распространители «Герболайф» и эти, как их там? – свидетели Иеговы с брошюрками.

Можно было, конечно, сказать, что «Простите, мне сейчас некогда», «уже ухожу», «загляните как-нибудь в другой раз, попозже», и захлопнуть перед смертью дверь…

Но к несчастью (смерть очень предусмотрительна), запах корицы и печеных яблок защекотал Елене Николаевне ноздри (она любила покушать), и, отступив перед гостьей в прихожую, она проводила Смерть на кухню.

Смерть спросила хозяйку, где ей сесть, и когда Елена Николаевна из вежливости ответила: «Да садитесь, где вам удобнее», уселась на ее любимое место, в углу под полкой с приправами, после чего откинула капюшон и улыбнулась.

Елена Николаевна улыбнулась Смерти в ответ. В лице незваной гостьи не было ничего такого особенного, чему человечество привыкло ужасаться и потрясаться.

Это было самое обыкновенное женское лицо, не старое, но и не молодое. Равнодушное, с потухшими глазами, чуть припухшее, с желтой неподвижной улыбкой; незапоминающееся лицо почтовой кассирши или работницы паспортного стола.

«Женщина в белой кофточке».

«Женщина в спортивном костюме».

«Женщина в синем».

«Женщина в шапочке».

«Та женщина в пальто справа, которая только что отошла».

Такова была Смерть Елены Николаевны. Впрочем, Смерть оказалась весьма общительна и говорлива, как все одинокие женщины (Смерть Елены Николаевны была одинока, как и сама хозяйка).

Она все щебетала и щебетала, когда Елена Николаевна, стоявшая к гостье спиной (она заваривала чай), вдруг почувствовала, что руки отказываются ей служить, и с беспомощным «ох» выпустила из рук сервизную чашку.

Чашка со звоном упала на пол, разлетевшись на черепки, а сама хозяйка пустым мешком сползла по стенке буфета к плинтусу раковины.

Гостья, наблюдавшая, как упала Елена Николаевна, почему-то переполошилась (а ведь должна бы уже к такому привыкнуть, в ее-то годы!), вскочила, заахала и даже хотела вызвать скорую помощь…

Однако сперва Смерть заботливо и на удивленье легко (Елена Николаевна была женщина в теле, а смерть несколько щупловата) приподняла рухнувшую женщину за подмышки и, оттащив к холодильнику, усадила в кресло. Распахнула форточку и так, точно знала, где у Елены Николаевны что стоит, достала с третьей полки верхнего ящика валокордин.

Выпив капли, Елена Николаевна вскоре пришла в себя и, широко распахнув рот, задышала рыбой.

Тем временем странная Смерть, невзирая на протесты хозяйки, бросилась набирать 03.

Скоро приехал доктор в синем халате и маленькая шустрая медсестра, тоже в синем. Медсестричка открыла ящик, отломила несколько ампул и, набрав в шприц сказанное доктором лекарство, сделала Елене Николаевне укол.

После чего доктор предложил заболевшей госпитализацию. Пришлось подписать отказ.

Соседка пообещала медработникам посидеть с заболевшей. И проследить за ее состоянием, а если что, повторно вызвать ей скорую помощь.

Врачи ушли.

Смерть присела к Елене Николаевне на край кровати, продолжая говорить что-то ободряющее, но тут, видимо, на больную подействовал укол, и она поплыла, качаясь, в мутную сонную пустоту.

Смерть тем временем, видимо не замечая, что Елена Николаевна уснула, продолжала говорить.

Она рассказывала о себе. О своей жизни. О том, что, сколько она себя помнит, ей никто никогда не был рад. Что за всю ее жизнь ей никто ни разу не улыбнулся. Никто нигде и никогда не ждал ее, и никто не встречал.