Валерий Хайрюзов - Точка возврата

Бакшеев подписал задание, и они поехали на дальнюю стоянку. Едва вышли из автобуса, как откуда-то сзади вынырнул Короедов, оглядел всех, подошел к Бакшееву.

— А ты, Иван, оказывается, резинщик, — покашливая, сказал он. — Раньше, помнится, попроворнее был. Учти, тебя вне очереди загрузил, самолетов-то полный вокзал.

— Петя, я и так, как только ты дал команду ехать, тут как тут, — оправдываясь, загудел Бакшеев. — Конечно, я учту, первая стопка тебе.

— Вот это разговор, — Короедов похлопал Бакшеева по спине. — Пока я здесь, тебе всегда «зеленая улица».

— Петя, к тебе просьба, — Бакшеев скосил на Ершова глаза. — Будет время, заскочи ко мне, Татьяна одна осталась. Попроведуй. Я бы не полетел в эту командировку, да неохота начальству глаза мозолить. И ребят обкатать надо. Пусть настоящую работу понюхают, а то на базе разболтаются. Видишь, какую мне команду собрали. Кроме Самокрутова, все новобранцы.

И на самом деле, экипаж у Бакшеева подобрался молодежный. Лишь бортмеханику Самокрутову было за пятьдесят. Раньше в отряде он занимал должность старшего бортмеханика, но весной его перевели в рядовые. Чтоб хоть как-то дотянуть до пенсии, он попросился к Бакшееву.

— Что это ты опять его к себе взял? — оглянувшись по сторонам и убедившись, что Самокрутова нет рядом, спросил Короедов. — Он же тебя при случае подведет, вот увидишь.

— На то и щука в море, чтоб карась не дремал, — засмеялся Бакшеев. — Кто-то должен с ним летать. Человеку до пенсии полгода осталось.

— Дело, конечно, хозяйское, — прищурившись, сказал Короедов, — но я бы на твоем месте отказался от него. Что ты думаешь, его зря со старших бортмехаников Ротов попер?

— Это не наше дело, — остановил его Бакшеев.

— Ну, тогда ладно, давай вылетай, мне других загружать надо, — и Короедов зашагал к соседнему самолету.

— А я его знаю, — сказал Ершов, проводив Короедова взглядом. — Когда я к вам шел, он мне по дороге встретился, представился пилотом первого класса.

— Он тебе не соврал. Короедов — списанный на землю пилот первого класса. Я уже как-то тебе говорил: летчик он был милостью Божьей. В авиации для него секретов не было. Однако же вот самолеты загружает. Грузчиками командует.

Перелет в Усть-Кут прошел для Ершова как во сне, хотя внешне все было знакомо: кабина, приборы, гул моторов, но все почему-то казалось новым, более того, враждебным. Он еще не научился быстро соединять себя и мир, который существовал в кабине и вне ее, в одно целое, и это отсутствие слитности мешало ему, он боялся ошибиться и сделать что-то не так. Летели они в облаках ночью, по лобовому стеклу время от времени пробегали огненные змейки. Ершов пытался понять, откуда они берутся, и лишь после того, как бортмеханик включил фары и высветил мириады несущихся навстречу тонких нитей, которые они прошивали насквозь, он догадался, что за бортом идет снег, а на стекле пляшет статическое электричество. Эти полтора часа он просидел в кабине, как мешок с песком. Случись что серьезное, он, пожалуй, мало чем бы смог помочь командиру. Конечно, кое-что он пытался сделать, да все невпопад. Поначалу Бакшеев пытался ему что-то объяснять, но к концу полета перестал обращать на него внимание.

Наконец-то из тьмы сквозь снежную круговерть проступили посадочные огни, колеса чиркнули о бетон, налетевший шум снятых с упора винтов прозвучал для Ершова, как грохот тюремных засовов. Долго ползли они вверх к вокзалу по рулежной дорожке против тугого напора снега и ветра, ориентируясь по огням, едва угадывавшимся сквозь пляшущий снег.

Ершов вылез из самолета и пошел за Бакшеевым в незнакомый аэропорт, к незнакомым людям. Изредка Бакшеев оглядывался, что-то кричал, но из-за ветра нельзя было понять что. У Ершова было ощущение, будто попал он на край света. В диспетчерской Бакшеева окружили усть-кутские летчики, еще какой-то незнакомый авиационный народ. Они о чем-то спрашивали его, смеялись. И Бакшеев смеялся и что-то отвечал. Ершов уловил: уважение, которым пользовался его командир, распространяется и на него. То обстоятельство, что он второй пилот Бакшеева, подняло его в собственных глазах. Ершов приободрился и уже веселее смотрел вокруг.

Поселили их в трехэтажной холодной гостинице, которая обмороженной стороной смотрела в заснеженную тайгу, а другой, с наполовину заледенелым окном, — на столовую. Разглядывая аэропорт в свободную ото льда полоску стекла, Ершов увидел кружащие по перрону снегоуборочные машины, чуть дальше сквозь снег — стеклянный зонтик диспетчерской, а за ней сплошной снежный полог, срывающийся в темноту. Ему казалось, что там, за снежным пологом, ничего нет, что и в самом деле это край света, хотя на карте, которую расстелил на столе Бакшеев, вокруг Усть-Кута на север значилась твердая земля с поселками и городами.