— Нынче в ходу «мерседесы», — сказал я, разглядев, как во двор усадьбы заезжает черная иномарка, а следом за ней груженный кирпичом КамАЗ.
— Когда здесь начался строительный бум, деревенские пытались протестовать, выдирали вбитые в землю колышки, ломали заборы, — проводив взглядом машины, сказала Саяна. — А потом, поняв, что делать это бесполезно, начали по ночам таскать кирпич, цемент и прочие стройматериалы. Здесь дело до стрельбы доходило. Новые русские свои дачи строят, как крепости, с видеокамерами, колючей проволокой и сторожевыми собаками. Некоторые держат вооруженную охрану. А раньше здесь дома не запирались. Люди, как в старину, жили нараспашку. Мы и то замки купили, хотя, если начистоту, они от честных людей. Грабителей замки не остановят. К нам в мае, когда мы были в Москве, кто-то залазил. Перевернули все, но, слава богу, ничего не взяли.
— Люди сами себя загоняют в тюрьму, в свои персональные благоустроенные камеры, — усмехнувшись, сказал я. — Им незачем Царство Небесное. Хочется иметь здесь все и сразу.
— Да нет же, ходят и они в церковь, — сказала Саяна.
— Видимо, хотят заключить выгодную сделку. Чтобы Господь отпустил им все грехи.
— Господь любит всех и прощает грехи даже великим грешникам.
— На это они и уповают. Как говорится, не согрешив, не покаешься.
На обратном пути мы зашли к Саяниной тетке. Фаина Тихоновна усадила нас на летней кухне, поставила на стол пироги, потом спросила, какое я молоко люблю больше, парное или ледяное. Вспомнив, что в Сибири зимой на рынке деревенские привозили замороженное в кастрюлях молоко с торчащими для захвата деревянными палочками, я представил белый кругляк, к которому, как к железяке с мороза, прилипает язык, и попросил парного.
— Вот также парного попросил Рокоссовский, когда в сорок первом здесь наши держали оборону, — начала рассказывать Фаина Тихоновна. — Костя красивый, в белом полушубке со шпалами на воротнике. Штаб у них в барском доме был. Он сюда зашел и сел как раз на это место. Мама ему литровую банку налила. После в нашем доме сибиряки-танкисты квартировали. Хорошие, веселые ребята. Среди них было много бурят. Мы к ним петь песни приходили. Мне тогда, дай бог памяти, лет пятнадцать было.
— Какие песни, ведь немцы были под самой Москвой! — удивленно протянула Саяна.
— Мы, на них глядя, сразу поняли: немцев сюда не пустят, — все тем же неторопливым говорком продолжала Фаина Тихоновна. — А как они пели! Один стрельнул глазами в мою сторону, видно, я ему приглянулась, и вдруг запел:
Черный ворон, черный ворон,
Ты не вейся надо мной,
Ты добычи не дождешься,
Черный ворон, я не твой…
— А вы, молодой человек, пейте, пейте молочко, — прервав свое пение, неожиданно проговорила старушка. — Когда сюда маленькую Яночку привезли, у Нилы молока не было. Она ж в аэроплане родила, страху натерпелась. Так ее этим козьим молоком выходили. Вон, какая краля выросла!
— Фаина Тихоновна окончила медицинский, после войны вышла замуж за бурята и уехала на Байкал, работала в районной больнице, — сказала Саяна. — Она в Бурятии заведовала больницей. Это она организовала тот самый санитарный рейс. Вот про кого надо снимать фильм! Баба Фая, Георгий Петрович — тот самый летчик, который вывозил маму, когда я родилась.
— Летчиков я уважаю, — глянув на меня, ответила Фаина Тихоновна. — Тогда мне в больницу пришло сообщение, что в верховьях Иркута утонули люди и что есть пострадавшие, которым необходима помощь. Я к Торбееву. Он тогда директором рудника был. Он, надо отдать ему должное, откликнулся сразу же. Послал туда конных и позвонил в город, заказал самолет. Девочка там после купания в воде подхватила двустороннее воспаление и умерла.
— Это была Жалма, — сказал я. — Дочь Бадмы Корсакова.
— Да, они нам дальней родней доводились, — ответила Фаина Тихоновна. — А Миша Торбеев тогда нам, конечно, помогал. Я его уговорила, и он построил в Ниловой пустыне для рабочих рудника водолечебницу. И с оборудованием для больницы помогал. Тогда другое время было, он партийным был. Это теперь они начали себе дворцы городить. Посмотрите, какое сегодня у него окружение? Вместо глаз — доллары. Здесь на Пасху директор «Востокзолота» Шнелле с женой приезжал. Они барскую усадьбу Цука купили и начали там виллу строить. Хотят весь парк сеткой отгородить, но мы им не позволим. Его жена вся такая пасхальная, культурная с виду, головка платочком повязана. Но хватка у нее — волчья. Торбеевы у них для прикрытия, они ими вертят, как хотят.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу