Энтони Капелла - Монфорте. Любовь моя

Он увез меня прочь в своей шикарной машине с открытым верхом. При движении жара казалась не столь изнурительной, воздух струился по бокам удлиненного капота машины подобно волнам густого теплого меда.

– В Риме сейчас еще жарче, ты представляешь! – сказал Марчелло, надевая соломенную шляпу. У него начинали редеть волосы на макушке; наверное, опасался, как бы не обгорела кожа.

Покинув город, уже вскоре мы свернули с главной дороги и проехали через большие кованые ворота. Перед нами был старинный сельский дом, прекрасно отреставрированный. Позади дома вдоль границы сада тянулась терраса, на которую из дома вели двустворчатые двери, с примыкающим к ней бассейном – в наших местах по тем временам большая редкость. За бассейном раскинулась пергола, где стоял стол с обдуманно разбросанными вокруг подушками. Герань в горшках одаряла алыми всполохами. А за террасой вниз без конца тянулся пологий спуск. Захватывающий вид на виноградники и лес в долине открывался миль на двадцать, не меньше.

– Какая красота! – воскликнула я в восторге.

Марчелло кивнул.

– Обожаю это место. Когда мне нужно писать сценарий, я еду сюда. – Тут он указал в сторону дома: – Только скажу Ницци, что нас будет двое.

Я подумала было, что эта Ницци и есть очередная пассия Марчелло, которой куплено в подарок белье. Но женщина, поспешившая к нам навстречу, вытирая руки о фартук, была немолода и седовласа.

– Это моя домоправительница, – объяснил Марчелло.

Мы обедали на террасе. Оглядываясь назад, я прихожу к выводу, что этот обед был важным звеном в цепи событий того лета. Важной была не только наша беседа – хотя для меня стало большим открытием и существование взрослых людей, которых так же волновали книги, политика и новые идеи, как и нас, студентов; которые, если уж сплетничали, то об интеллектуалах, кинозвездах и политиках, а не о местных аптекарях и булочниках, и обращались с молодыми людьми как с ровней. Но самое главное, что я постигла тем летним днем, потягивая ледяное белое «Фаворито» на террасе Марчелло, – что есть люди, для которых красота – и жизнь среди красоты – не меньшая ценность, чем деньги или любая другая форма успеха. Марчелло не только обладал изысканным вкусом – он умело применял его на практике, поэтому каждая деталь обстановки была приятна на глаз и на ощупь. Столовые приборы, бокалы для вина, тарелки, сама еда – во всем этом не было ни толики небрежности, то были тщательно выбранные объекты, составляющее гармоничное целое.

Марчелло рассказывал мне о своей подруге, Анне.

– Ты могла видеть ее в… – тут он назвал несколько фильмов, даже названий которых я не слышала, не то чтобы смотрела в кино. – Удивительный талант. Кроме того, у нее тот редкий тип лица, который любит камера. Трудно объяснить… Когда смотришь в объектив, оно словно преображается, становится… неподвластным времени. Теперь я пишу сценарий специально для нее. Ей ужасно нравится, она считает, что эта роль может привести ее в Голливуд. Сейчас она на примерке костюмов, в Турине. Надеюсь, вы еще познакомитесь.

Я же взахлеб говорила о политике, особенно о демонстрации на похоронах Фельтринелли. Незаметно я разгорячилась и, возможно, говорила слишком много – «из моих слов выходило, что мое участие в Движении было намного более активным, чем на самом деле, а ряд действий и высказываний Кати я невольно выдала за свои; но Марчелло слушал меня терпеливо и внимательно.

– Понимаю, мне и самому запретили работать в Голливуде в связи с моими политическими убеждениями, – сказал он, когда я замолчала.

– Вы что, в черном списке?

Он кивнул.

– Попасть в него нетрудно, особенно иностранцу. С другой стороны, вся моя работа в каком-то смысле связана с политикой. И я рад, что молодежь по-прежнему протестует. Только провоцируя этих фашистов на ответные действия, можно показать миру их истинное лицо.

После обеда Ницци принесла нам кофе и макаруны, завернутые с промасленную бумагу. Не прерывая беседы, Марчелло поджег бумажные обертки, и они бабочками запорхали в липком горячем воздухе.

Наконец он вздохнул и поднялся:

– Мне надо сделать несколько звонков. А ты оставайся, сколько пожелаешь. К твоим услугам библиотека, бассейн. Под навесом есть полотенца и шезлонги – если решишь позагорать. А если тебе нужен купальник – займи какой-нибудь у Анны. Уверен, она не стала бы возражать.

И он указал на нечто вроде места для отдыха в углу террасы: три широких, как диван, скамьи, составленные вокруг маленького столика, на которых лежали стопки накрахмаленных полотенец, словно в дорогом отеле для высокочтимых гостей.