Энтони Капелла - Монфорте. Любовь моя

Сказать, что Лука удивился, когда его жадные прикосновения не встретили никакого сопротивления, – ничего не сказать. Поначалу он уверился, что, видно, я переспала с половиной университета. Как большинство итальянских парней, он был подвержен вспышкам ревности, которые, к счастью быстро проходили. Но я, хотя и приняла твердое решение, не сказала ему прямо, что стану его любовницей. Потому что знала: стоит мне объявить об этом, он будет требовать, чтобы это случилось здесь и сейчас, я же хотела как можно медленнее подойти к этому моменту – насколько это возможно для юных влюбленных.

Но перед нами встала новая задача. Одно дело – хорониться в тихих улочках и целоваться до упаду; о том, чтобы отважиться на нечто большее в Монфорте, где нас в любой момент могли застукать, не было и речи. Клочки густого, вечно сумрачного леса, рассеянные по холмам, не были заманчивым укрытием, кроме того, там росли трюфели, которые местные собирали по осени, и любовной парочке никто бы не умилися. Да и в любом случае, я не хотела, чтобы мой «первый раз» случился в неудобном, мокром месте; подмоченная репутация была мне ни к чему. С другой стороны, я пока не представляла себе иной вариант.

А пока нам оставался магазинчик. Конечно, кто угодно мог увидеть нас через витрину, но вскоре мы обнаружили, что, стоит задернуть полог, и примерочная кабинка превращается в укромное гнездышко. Лука взял за обыкновение приходить ко мне пару раз в день. Сначала он заглядывал с улицы, чтобы убедиться, что покупателей нет. Тогда он поднимал большие пальцы вверх, вопросительно глядя на меня, и я давала ему знать, на месте ли Франческа и не скрывается ли в кабинке очередная клиентка. Иногда я притворялась по уши загруженной работой, а он, со своей стороны, – что просто забежал на минутку по дороге к друзьям, но в результате мы заваливались в кабинку, задергивали полог и начинали бешено целоваться. Хотя поцелуями дело уже не ограничивалось.

Сказать по правде, наши ласки все чаще перерастали в нечто более серьезное, особенно, когда Франческа и Стефано уезжали в Милан. Я сама не ожидала, что желание охватит меня с такой силой, и вообще, никто не предупреждал меня о том, что страсть, помноженная на любовь, – это гремучая смесь, толкающая людей на рискованные поступки, невозможные при других обстоятельствах. Как и о том, что есть вещи, которые начать легко и просто, а вот попробуй положи им конец.

Поворотный момент наступил для нас, когда я не только стала позволять Луке трогать меня везде, где ему заблагорассудится, но начала удовлетворять и собственное любопытство. Уже некоторое время я чувствовала цилиндрической формы предмет, спрятанный в джинсах Луки, который стремительно твердел, когда мы с ним целовались. Чувствовала я и как настойчиво Лука трется ногой и этой своей штукой о мою ногу во время ласк, и, когда я в ответ прижимаюсь к нему бедрами, он получает то, что нужно для высшего накала эрекции. Вскоре я осмелела настолько, что дотронулась до его члена сквозь джинсы – а тогда их носили в обтяжку, во всяком случае, в бедрах; так вот, я смогла ощупать его во всех подробностях – впрочем, это нисколько не уняло ни мой страх, ни интерес. Наощупь он был похож на указатель, как их рисуют в мультфильмах: куда толще и мощнее, чем я представляла по своему ничтожному опыту, который ограничивался рассматриванием римских статуй и изображений купидонов в церквях. Я погладила его член лишь кончиками пальцев, но мучительный рык, который издал Лука, стал для меня предупреждением: грозное божество вот-вот проснется, и я тут же отдернула руку.

Но у Луки были явно другие намерения. Он взял меня за руку, решительно положил обратно, а потом, поскольку я не стала возражать, начал расстегивать ширинку.

– Что ты делаешь? – воскликнула я, с ужасом отнимая руку.

– Натали, ну, пожалуйста! – взмолился он. – Совсем немножко.

С упавшим сердцем я осознала, что божество окончательно проснулось и требует жертвы. Но мне уже страстно хотелось увидать его воочию, так что я подчинилась.

И вот впервые в жизни я созерцала настоящий мужской возбужденный член, из плоти и крови. Да, буквально – именно это выражение пришло мне в голову, ибо он был сама плоть и полон горячей крови; я видела, как в нем бьется жилка, отчего весь орган нетерпеливо дергался, словно минутная стрелка на часах. Мне казалось, он все поднимается и растет, пока, наконец, не заполнил все пространство: куда более громадный, угрожающий и страшный, чем я себе представляла; и более пластичный, извивающийся, будто упорно отбивающий минуты, подобно жутковатому дирижеру эпической симфонии соития, что вот-вот грянет… Коснувшись его, я ощутила младенческую гладкость кожи, мягкость поверх твердыни, бархат, обтягивающий стальное дуло. Я сомкнула на нем пальцы, и его кончик резко высунулся наружу, словно голова из горловины свитера. От неожиданности я отпустила член. Секунду мы с ним словно разглядывали друг дружку, оба ошеломленные и – по различным причинам – дрожа. Лука дышал тяжело, прерывисто, а до меня вдруг дошло, что я понятия не имею, как выйти из этого положения.