— Нет, не просто играл женские роли, а стал актрисой и вел женский образ жизни.
— Как ото? — задал я глупый вопрос — Почему? — А про себя подумал, что этот Урю и в самом деле очень похож на женщину. И я невольно окинул взглядом его бедра.
— Уклонился от призыва. Ненавидел солдатчину. Боялся войны.
Урю отвечал холодным тоном, быстро, рублеными фразами. Я, видно, ударил по его слабому месту.
— Я, — продолжал он, — учился в колледже и подлежал зачислению в резерв, но не захотел и решил превратиться в женщину.
— Ну и как? Удалось вам это?
— Пожалуй, что удалось. Ведь солдатом я так и не стал…
— Ах так?
— Таких, как я, в свое время в журнальных статейках называли американскими шпионами. Но теперь даже те, кто побывал в плену, ходят с высоко поднятой головой. Думаю, что те те, кто уклонился от призыва, тоже могут быть свободны от всяческих упреков. Тем более что за время дезертирства я немало горя хлебнул и этим вину свою искупил.
— Но ведь тогда вам, наверное, не так уж плохо жилось?
— Я играл в труппах, гастролировавших в провинции, в деревнях. Война исковеркала судьбы многих людей, и они часто становились не тем, кем могли бы быть. Я, наверное, не единственный мужчина, принявший тогда женское обличье. Думаю, что были еще.
— Когда вы были «актрисой», вы ведь работали с труппой? Неужели никто так и не проник в вашу тайну?
— По-видимому, нет… Все обо мне знал только руководитель труппы. Чтобы другие не разоблачили меня, я добился расположения руководителя и жил под одной крышей с ним. Особенно трудно было, когда приходилось переодеваться для выхода на сцену, так как невольно нужно было обнажать грудь… Впрочем, я ее всегда обматывал марлей… Возможно, кто-нибудь что-то и подозревал, находил во мне что-то странное, но, видимо, все же не догадывался о моем превращении в женщину. — Урю чисто по-женски, кокетливо улыбнулся и продолжал: — Может быть, потому, что не всякий, кто вздумал бы предпринять то же самое, смог бы сделать это.
— Разумеется, — подхватил я. — Если бы не ваша внешность…
— Дело даже но во внешности, а в том, что в самом моем существе всегда жило женское начало… Если бы не война, я бы, вероятно, подавил его в себе. Благодаря же войне это стало проявляться разительно. Однажды мне даже сказали, что где-то видели девушку, очень похожую на меня. В общем, тогда со мной случались всякие истории…
Урю встал и зажег свет. На двор уже опустились сумерки.
— Наверное, солнце село, — сказал я. — Кисияма говорил, что здесь удивительно красивые закаты. Вы их видели?
— Нет, не видел, — как бы желая прекратить разговор на эту тему, коротко ответил Урю, но потом неожиданно добавил: — А вы хотели полюбоваться закатом? Простите, что задержал вас… Придется вам отложить это на завтра.
— Нет, завтра утром я уже уезжаю.
— Как, уже завтра?… — чуть прищурив свои черные глаза, удивился Урю. — А я надеялся, что вы дослушаете до конца мою историю…
— Я бы это сделал с большим удовольствием, но я сюда заехал ненадолго, и то лишь потому, что тут часто бывал мои покойный друг Кисияма.
— Я понимаю, — кивнул Урю. — Видите ли, в начале девятого я условился встретиться тут с одной пампан. Пробудет она у меня часов до десяти. После этого мы могли бы с вами погулять по берегу и поговорить. Но вы, наверное, завтра рано уезжаете? — опять кокетливо спросил Урю…
Когда он заговорил о приходе проститутки, я подумал, что он хотя бы смутится, но ничуть не бывало, и тени смущения я не заметил. К нему, по-видимому, должна была прийти та самая женщина, которая оказывает ему материальную помощь…
— Превратиться в женщину, — продолжал рассказывать Урю, — я задумал заранее и поэтому еще в колледже стал отращивать себе волосы. Порядки в то время были там строгие, от меня требовали, чтобы я постригся. Надо было бежать, а то меня бы заставили это сделать, и я скрылся. Некоторое время я бродяжничал, укрываясь в парке Асакуса. Но там часто устраивались облавы, меня в любую минуту могли изловить, и я решил уехать на родину. Хоть я и называю те места своей родиной, на самом деле это родина моих предков, сам я родился в Токио, так что там меня почти никто в лицо не знал. «Кажется, это дух Момосукэ явился…» Когда я в ту лунную ночь услышал эти слова, донесшиеся из-за закрытых ставень дедушкиного флигеля, мне показалось, что меня и в самом деле больше нет в живых…
— И это вас подтолкнуло стать актрисой?
— Да. Я полюбил театр еще в средней школе и всегда играл женские роли в школьных спектаклях. В колледже я тоже участвовал в драматическом кружке. Поэтому и решил превратиться в актрису… Я здорово натренировался исполнять роли героинь. В небольших труппах, гастролировавших в провинции, во время войны людей не хватало, и меня приняли сразу. У бродячих актеров, и у мужчин и у женщин, были выписки из книги посемейной записи [66] В Японии эти выписки заменяют паспорта.
, и они в определенный момент получали повестки и о призыве, и о трудовой повинности. Только у меня такой выписки не было. Момосукэ Урю бесследно исчез! Вы знаете, бродячие актеры подобны опавшим листьям, подхваченным ветром, — никто особенно не интересуется их прошлым, а в их рассказах о себе обычно бывает много вымысла.
Читать дальше