Франсуаза Саган - Шелковые глаза (сборник)

Она была в кабинете д-ра Лихтера, все такая же бесстрастная. А тот смотрел на нее с любопытством и своего рода ужасом. «Я не видел вас со времени самоубийства этого бедного мальчика, – сказал он, – секретаря вашего мужа». «Вильфрида», – уточнила она. «Вы так и не выяснили, почему он сделал это у вас дома?» Их взгляды встретились. Взгляд врача был презрительным, агрессивным, но Жозефа смотрела на него совершенно безмятежно. «Нет, – ответила она, – я сочла это крайне неуместным».

Врач немного дернулся и открыл ящик, откуда достал несколько рентгеновских снимков. «У меня для вас плохие новости, – сообщил он. – Я предупредил герра фон Крафенберга, и он сказал, чтобы я показал вам это». Она оттолкнула снимки рукой в перчатке и улыбнулась. «Никогда не умела читать рентгенограммы. Думаю, у вас есть результаты анализов. Они положительны?» «Увы, да», – ответил он. Они пристально посмотрели друг на друга, потом она отвела глаза, заметила картину над его головой и встала. Сделала три шага, поправила картину и невозмутимо вернулась на свое место. «Извините, но меня это раздражало». Врач проиграл пари, которое заключил с самим собой, так и не сумев хотя бы раз вывести Жозефу фон Крафенберг из равновесия.

В гостиничном номере Жозефа написала короткую записку своему мужу: «Дорогой Арнольд, как вы меня часто упрекали, я никогда не умела страдать. Не собираюсь начинать сегодня». Потом встала и в последний раз посмотрела на себя в зеркало, по-прежнему задумчиво и спокойно. Странно, она даже слегка улыбнулась себе, затем подошла к кровати и открыла сумочку. Достала оттуда маленький, совершенно черный, блестящий пистолет и передернула затвор. При этом, поскольку тот, к несчастью, оказался чуть туговат, сломала себе ноготь. Жозефа фон Крафенберг не выносила небрежности ни в чем. Она встала, открыла косметичку, которая была у нее с собой, достала пилочку для ногтей и тщательно исправила повреждение. После чего вернулась к кровати, снова взяла пистолет и прижала к виску. Выстрел не произвел большого шума.

Стоя на крыльце, лорд Стивен Кимберли обернулся и протянул руку своей невесте. В закатном свете этой прекрасной английской осени она была еще обворожительнее, женственнее и грациознее, чем обычно. Он горько пожалел на секунду, что все это оставляет его совершенно холодным. Но в конце концов, она его любила или думала, что любила, принадлежала к тому же кругу, располагала неплохим приданым, а ему в тридцать пять лет пора было жениться. Они населят английскую деревню весьма здоровыми детишками, которые унаследуют голубые глаза своей матери и темные волосы отца или же, наоборот, черные глаза и белокурые волосы. Будут пронзительно орать, кататься на пони и непременно умилят старого садовника.

Конечно, внутренний монолог Стивена может показаться циничным, но, по сути, он таковым почти не был. Воспитанный в этом доме, потом в Итоне, потом в Лондоне, он прошел через детство, отрочество и полузрелость с невозмутимым спокойствием, за исключением одного раза, но о том разе, о том мгновении он совершенно не вспоминал. Ностальгия просыпалась лишь в конце аллеи.

– Как красивы эти буки! – воскликнула очаровательная Эмили Хайлайф, его невеста, зазвенев хрустальным смехом.

Сама она не без некоторого удовольствия рассматривала мысль стать в один из ближайших дней хозяйкой этих мест, этого мужчины и благовоспитанных детишек, которых он любезно ей подарит. А потому воздушным шагом, опершись пальчиками о мускулистую руку своего кавалера, спустилась с крыльца на несколько ступенек.

Сидя под зонтиком от солнца и угощаясь чаем со сдобными булочками, их давно овдовевшие матери (одна благодаря Индии, другая бирже) смотрели на них с восхищением. Лишь образ внуков, которых им наверняка подкинут, на месяц тут, на месяц там, во время каникул, немного омрачал это золотое будущее, но, в конце концов… для этого есть няньки.

– Я так рада, – сказала леди Кимберли. – Стивену пора остепениться. Мне ничуть не нравятся его лондонские друзья.

– Каждый молодой человек должен отгулять свое, – снисходительно ответила ее собеседница. – Для моей малышки Эмили так даже предпочтительнее.

Пока их матери обменивались этими исполненными здравого смысла прогнозами, молодые люди вышагивали вдвоем по аллее. Хотя Стивен часто приезжал в Данхилл-Кастл, но прогуливался там довольно редко. Чтобы оценить прелесть передвижения, ему, как и многим его сверстникам, непременно требовалось взгромоздиться на что-нибудь четырехколесное или четырехкопытное. Тем не менее его невеста не переставала восторгаться этими чертовыми буками, и он сопровождал ее небрежным шагом, тоже любуясь, хоть и не видя, стремительным и косым спуском солнца в листву. Вот так, сам того не заметив, он и очутился вместе ней на прогалине, прятавшейся в самом конце длинной аллеи. Это было очень укромное и очень красивое место, куда вел узкий проход меж колючих кустов. И там, при виде дерева, перед ним вдруг воскресло прошлое, лицо Фэй и, конечно, единственный живой момент его жизни.