Всеволод Бернштейн - Базельский мир

— Картинка с душком. Попахивает Германией тридцатых. Похожая эстетика.

— Их фирменная манера, — сказал я. — Это еще довольно безобидный экземпляр, есть и похлеще, с белыми овцами, которые изгоняют черную овцу.

— И чего они хотят?

— Известно чего. Все ж наглядно. Любой обладатель рук такого вот цвета, если он задержался в стране дольше, чем действует туристическая виза — угроза для национальной безопасности. Это значит, что он паразитирует на лучшей в мире государственной системе и тянет страну в пропасть.

Комин хмыкнул.

— Выходит, наш могучий старик тоже так думает?

— Он, и еще треть всех швейцарских избирателей. Народная партия — самая популярная в стране. Мы с тобой, хоть и белые, но тоже у них под подозрением, потому что мы из Восточной Европы. Вряд ли они будут иметь с нами дело. Единственный проект, под который они могут подписаться — если ты предложишь отправить в космос всех швейцарских ауслендеров, иностранцев, в один конец, без права возвращения.

Мы покатили обратно. Стремительно стемнело, небо было ясное, и над Юрской долиной высыпали звезды.

— Там, — Комин кивнул на звездное небо, — все сгодятся, и белые, и черные, и желтые. Общее дело для всего человечества — лучшее решение национального вопроса. Вот увидишь, я сумею убедить в этом Аммана. Он даже китайцев полюбит. Полюбит, полюбит, никуда не денется. Большевики хотели отменить национальности, это ошибка! Национальности должны сохраниться, просто у каждой будет своя зона ответственности.

— Лещенко мне что-то такое говорил, — я покосился на Комина. Лещенко я упомянул намеренно, чтобы дать понять, что я с ним в контакте. — Ему понравилось, что ты собираешься назначить русских передовым отрядом космической колонизации.

— Что значит «назначить»! — Комин, кажется, не понял моего намека. — Я никого назначать не собираюсь. Кто я такой? Все будет решаться сообща, на высшем уровне. Появится международный орган, типа ООН. Всемирная лига колонизации космоса. Как тебе название?

— Люди не умеют договариваться друг с другом, — сказал я. — Из-за ерунды десятилетиями воюют, а ты сразу Всемирную лигу захотел.

— Люди договариваться умеют, — сказал Комин. — Хочешь, давай проверим?

Не дожидаясь моего ответа, он свернул с трассы на заправочную станцию, где светился огнями небольшой павильон с магазином и кафе.

— Что ты затеял? — насторожился я.

— Я покажу тебе, как надо договариваться с людьми.

— Не надо! Пожалуйста! Я тебе верю! — взмолился я. Выходить из машины не хотелось. Этот павильон при заправке на пустынной дороге в горах выглядел не особо гостеприимно.

— Нет, я вижу, что ты мне не веришь! — настаивал Комин. — Все верят, а ты, мой друг, — нет. Я это вижу, — повторил Комин. — Не бойся, это не страшно. И потом, нам нужно взбодриться, выпить кофе, мне надоело смотреть на твою сонную физиономию.

Внутри за кассой стоял тип несвежего вида, в витрине рядом с кофейным автоматом томилась такая же несвежая выпечка. За пластиковым столиком расположилась компания из трех человек, еще один столик был свободен. Едва мы вошли, разговор за столиком прервался, и вся троица принялась нас разглядывать. Видно, поздние посетители в этом заведении были редкостью. Комин бодро пожелал всем доброго вечера, за что удостоился едва заметного кивка кассира.

— Кофе? — Комин указал на автомат. Кассир безразлично пожал плечами — мол, делайте, что хотите.

Пока из автомата тонкой струйкой вытекал кофе, невкусный даже на вид, за нашими спинами возобновился разговор. Можно было догадаться, что говорят о нас, кто мы такие и откуда свалились.

— Что за язык? — спросил меня Комин, прислушиваясь.

— Какой-то из балканских, — негромко предположил я.

Мы купили по круаcсану, лишь для того, чтобы не оставлять кассира без выручки, и уселись за столик. Комин сделал глоток и довольно крякнул. Он излучал приветливость и щенячью жизнерадостность, как турист из Огайо. Я сел лицом к выходу и мог наблюдать все, что происходило в павильоне, в отражении на стекле. Троица была одета в черные кожаные куртки, золотые цепи на шеях, перстни на пальцах — балканский гангстерский шик. Самое разумное было поскорее уносить отсюда ноги. Вместо этого Комин повернулся к соседнему столику и произнес с идиотской улыбкой:

— Извините, вы говорите по-английски?

«Гангстеры» прервали беседу, но не торопились отвечать. Сначала они посмотрели на Комина, потом на меня, потом с усмешками, которые вызвали у меня нехорошие предчувствия, переглянулись.