Всеволод Бернштейн - Базельский мир

К тому же, ничего страшного не произошло. За нами и так следили, нас и так подслушивали, все, что я сказал Лещенко, он и так знал. Да и ничего важного я ему не сказал. Имена студентов, Ла-Шо-де-Фон… Какие тут секреты! А главное, сам Комин, он же не предупредил меня, чтобы я никому о нашей встрече не рассказывал. Это принципиальный момент.

Зато в среду, когда я поеду с Коминым в Ла-Шо-де-Фон, я дам понять ему, что он под колпаком. Намекну, он поймет. А когда поймет, может слить через меня какую-нибудь дезинформацию, чтобы сбить Лещенко с толку. Прекрасный план, по-моему. Прекрасный. Только почему же мне так плохо?

Нужно звонить Анатолию. Без него не обойтись.

Я достал телефон и набрал номер.

— Толик, давай выпьем сегодня.

— Ох, — в трубке раздался тяжкий вздох. У меня похолодело внутри, думал, откажет. — Ну, давай… — смиренно произнес Анатолий.

Толик родом из Кемерово, мы почти земляки. И да, он пьющий человек. Можно сказать, профессионально пьющий. Работает он вице-президентом Банка Ротшильда («другого Ротшильда, не того» — уточняет всегда Толик), специализируется на частных клиентах из российских регионов — нефтяниках, газовиках, областных царьках со свитами. Толик с ними пьет, они доверяют ему свои капиталы. Более эффективного менеджера в Банке Ротшильда, думаю, не было за всю его многовековую историю. Казалось бы, велика наука. А вот в том-то и дело, что велика. Я знал одного австрийца, он мог выпить две бутылки водки и сохранял такую ясность мыслей, что умножал и делил шестизначные цифры без калькулятора. Много лет он пытался делать бизнес в России, пил с кремлевскими чиновниками, с людьми из московской мэрии, поил хозяйственников и силовиков, и все без особого успеха. В конце концов уехал в Намибию и, по слухам, там наконец-то разбогател.

Стиль Толика был другим, он терял ясность мыслей после первого стакана. В его манере напиваться было что-то от шаманизма, возможно, за это луноликие и скуластые клиенты из Салехарда, Нижневартовска и Уренгоя его и ценили. Нескладный, тощий почти до прозрачности Толик обликом походил на ангела, который несет покой и умиротворение. Алкогольные трипы с ним чудесным образом обходилось без скандалов, ругани, драк, битой посуды и поломанной мебели. Без тягостных воспоминаний и угрызений совести, только ощущение приятной опустошенности на выходе.

Это было филигранное искусство. Кого попало вице-президентом швейцарского банка не назначают.

Со мной Толик тоже изредка выпивал. Проку от этого Банку Ротшильда не было никакого. Наверное, он делал это чтобы не растерять форму до следующей командировки в Салехард.

— План такой, — сказал Толик, когда мы встретились с ним через час. — Начнем для тонуса в «Нельсоне», если только там не показывают Премьер-Лигу, затем короткая передышка в «Акуле» на Гесснер Аллее, потом перемещаемся в Четвертый округ, там угар и преисподняя, а под занавес ползем в Вест поближе к моему дому, потому что в такси к этому моменту нас уже не посадят. Получается некая синусоида, — Толик нарисовал пальцем в воздухе волну. — Или тебе хотелось бы чего-то параболического? Или гиперболического?

— Синусоида меня вполне устраивает, — заверил я.

Секрет мастерства Толика был прост и сложен одновременно. Перед собутыльниками принято изливать душу, а это не всегда удобно, это требует усилий, часто разрушительных. Толику не нужно было ничего рассказывать. Как восточный лекарь, который ставит диагноз по пульсу или по роговице глаза и сразу назначает лечение, Толик обходился без лишних слов.

— Что-то ты задумчивый, — сказал он, когда мы уселись за стол, в заполненном шумными англичанами «Нельсоне». — Зря. Задумываться нельзя. Не в нашей с тобой ситуации, дружище.

— А что такого особенного в нашей ситуации? — мне хотелось услышать его версию.

— Вот, например, я, — Толик уже прикончил свой первый «гиннес» и откинулся на спинку стула. — Я раньше жил в деревне, в Форхе, двенадцать километров от Цюриха. Райское местечко, похоже на Ваганьковское кладбище в Москве, — чисто, тихо, дорого. Рядом с моим домом был ресторан, на горке, в красивом месте. Перед рестораном лужайка, столики прямо на лужайке стоят, зонтики, кусты шарами стриженые, статуи кругом расставлены под старину, вид на Альпы. Благодать. В ресторан этот в основном любители лошадей заезжают. После конных прогулок по живописным окрестностям заворачивают в этот ресторан. Лошадей привязывают в сторонке, сами сидят, в лосинах, в лакированных сапогах, какие у нас в армии складские прапорщики носили. Пьют белое вино, любуются видом. Все очень приветливые, очень улыбчивые. Красивые люди. Почти такие же красивые, как их лошади. Благодать. Идиллия. Каждый день я на эту идиллию смотрел, и, знаешь, что я чувствовал?