Всеволод Бернштейн - Базельский мир

Весь год он готовится к очередной выставке, оттачивает дизайн, добавляет новые функции, доводит до идеального состояния каждую, самую мельчайшую и незаметную деталь выставочных экземпляров, печатает каталоги и говорит, говорит, часами обо всем этом говорит. Наверное, может говорить и сутками, но сложно найти подходящего слушателя. На своих домашних, наверняка уже доведенных этими разговорами до белого каления, Даниэль рассчитывать не может, поэтому дома он появляется редко, с раннего утра до позднего вечера пропадает в своей мастерской.

Услышав мой вопрос о подготовке к БазельУорлду, Даниэль оживился, поднял вверх указательный палец и сказал:

— Я тебе кое-что покажу!

Он ненадолго исчез в задней комнате и появился с подносом, накрытым фланелевой тряпочкой.

Поставив поднос передо мной, Даниэль, как фокусник, сорвал тряпочку и торжественно объявил: — Новая модель «Роже де Барбюс Оупен Харт», специально для БазельУорлд!

— Уау! — выдохнул я. Актер я плохой, поэтому, когда надо разыграть восхищение, копирую американских туристов.

«Оупен Харт», «открытое сердце» — на языке часовых романтиков так называются часы с окошком на циферблате, сквозь которое видны детали механизма, чаще всего колесо баланса. Колебания баланса — влево, вправо, влево, вправо — и вправду напоминают биение сердца.

Даниэль всегда делал часы в строгой классической манере. Лично я находил ее пресноватой, хотя уровень отделки и проработки деталей был выше всяких похвал. Круглое окошко «открытого сердца» в верхней части циферблата добавляло пикантности в фирменный стиль «Роже де Барбюса».

Я с соблюдением всех положенных церемоний не спеша надел лежавшие тут же на подносе черные шелковые перчатки и бережно взял часы, почувствовав приятную тяжесть. Новомодными облегченными материалами Даниэль не увлекался, мне тоже слишком легкие часы были не по душе. На первый взгляд все просто: три стрелки, циферблат с едва заметной радиальной волнистой гравировкой, римские цифры — легкое дуновение ампира, немного в стиле «бреге», но без излишней «кучерявости», чем иногда грешит «бреге». Безупречная отделка. Чувствовалось, что эта видимая простота стоила мастеру долгих-долгих часов работы.

Я попросил лупу. В увеличительное стекло было хорошо видно, как старательно вписаны цифры и логотип в плавный разбег волн гравировки. Ничего случайного, каждый штрих на своем месте.

Направив лупу на «открытое сердце», я принялся разглядывать детали механизма. Балансовое колесо совершало колебательные движения, мерцая скрученной пружиной, словно дыша, легко и непринужденно. Был виден маленький яркий рубин в аккуратном гнезде, разнокалиберные шестеренки. Каждая деталь отполирована вручную до невероятной, фантастической гладкости. Больше никаких красивостей, ни гравировки, ни фигурной шлифовки, тщательность проработки деталей и служила здесь главным украшением. Творец всей этой красоты молча стоял рядом, давая мне возможность насладиться его произведением, и лишь тихонечко сопел от удовольствия, он был счастлив.

Я обратил внимание, что по краю окошка «открытого сердца» из-под циферблата на полмиллиметра выступают тончайшие металлические лепестки, похожие на диафрагму фотоаппарата.

— Что это такое, вокруг «сердца»?

— А! Ты заметил! — радостно воскликнул Даниэль. — Это и есть главная особенность этой модели! Позволь! — он взял часы у меня из рук. Потянул заводную головку вверх и слегка повернул ее. Мои предположения подтвердились, «открытое сердце» закрылось сборной металлической шторкой, как объектив фотоаппарата.

— Интересно! — сказал я.

— Интересно, — согласился Даниэль, — но пока ничего революционного, правда? Вообще-то, «открытое сердце» в этих часах не должно открываться и закрываться вручную. Такая опция есть, но она нужна только для демонстрации. В обычном режиме «сердце» открывается и закрывается само, потому что это… — Даниэль сделал интригующую паузу, — это индикатор запаса хода! Все мои часы, как ты знаешь, автоматические, то есть они подзаводятся сами, от движения руки, и окошко показывает, насколько они заведены. Открытое окошко означает полный завод, открытое наполовину — половину завода, закрытое — завода нет, часы должны остановиться.

Даниэль снова открыл окошко и протянул часы мне.

— Попробуй сам!

— Вот оно что! — я взял часы и повернул заводную головку. — Это действительно что-то новое. Приходилось видеть разные конструкции индикатора, но такое вижу впервые. Эта диафрагма… интересное решение. Сразу бросается в глаза.