Всеволод Бернштейн - Базельский мир

Я ходил и ходил из зала в зал, перед глазами плыли прибитые зноем домики, голубые горы, монахини, совсем потерял чувство времени. Очнулся, когда услышал шаги на лестнице. В проеме двери появилась сотрудница музея.

— Извините! Ради бога, извините! — бросился извиняться я. — Но это так прекрасно! Невероятно прекрасно!

— Да, я знаю, — молодая женщина понимающе улыбнулась.

Возможно, она и вправду знала.

Проблемные клиенты в моей работе редкость. Но пару раз за сезон все же попадаются. Как, например, вот этот, гость из Москвы, похожий на императорского пингвина — большой, с брюшком и очень важный. Он приехал за лимитированным «Юбло» и за каких-то полчаса поставил с ног на голову бутик «Байер» на Банхофштрассе. Скидку я для него организовал хорошую, с ценой он заранее согласился, но как только попал в магазин, решил еще поторговаться. В принципе, ничего экстраординарного, дело обычное, проблема была в том, что Аркаша, как он сам отрекомендовался, считал себя очень остроумным человеком, прямо с порога начал шутить, и требовал, чтобы все его шутки я дословно переводил менеджерам. «Ты скажи им, — дергал он меня за рукав, — скажи, я за эти деньги в Москве на Черкизовском полведра таких „юблей“ купить могу, китайских, по виду не отличить, даже лучше еще. Скажи им!». Продавцы натужно улыбались шутке. Их толерантность определялась стоимостью лимитированных «Юбло», она простиралась достаточно широко, но не безгранично. Я как мог, старался сгладить металлические заусенцы Аркашиных шуток и вообще провернуть дело как можно скорее. «Ценники-то поди специально для русских такие нарисовали! — продолжал блистать Аркадий. — Ждали дорогих гостей, подготовились. Для немцев-то, поди, другие цены. Кто у них тут главный, вот этот? — Он кивнул на старшего менеджера, наблюдавшего за сценой. — Скажи ему, пусть мне немецкую цену даст. Эй, уважаемый, дойче зольдатен, скидку давай!».

Менеджер подошел и начал монотонным голосом подробно объяснять систему формирования розничных цен на часы у официальных дилеров, я так же подробно и обстоятельно это переводил. Расчет был прост — занудным многословием приглушить фонтан Аркашиного остроумия. Ближе к концу речи Аркаша поскучнел и успокоился.

— Пусть оформляют, хрен с ними, — махнул он рукой. И тут же спохватился. — А что, сувениры-то они какие-нибудь дают? Мне за «Улисс» в Эмиратах кошелек подарили, за «Юбло» причитается что-нибудь, спроси-ка!.

Я перевел. Продавщица переглянулась с менеджером, отошла и через минуту вернулась с большой красивой коробкой. Аркаша просиял и привстал:

— Во! Другое дело! А что это?

— Подарочный каталог.

— Тьфу! — он разочарованно плюхнулся в кресло. — На кой он мне? Клопов бить?

Продавщица вопросительно посмотрела на меня.

— Не нужен?

— Давай! С паршивой овцы шерсти клок. Жене отдам, она эту мишуру любит.

Когда мы оказались на улице, я перевел дух. Но расслабляться было рано, потому что Аркадию нужен был еще ремонт часов, того самого «Улисса», за который ему в Эмиратах подарили кошелек.

У меня есть знакомый часовой мастер, Даниэль Шапиро, я регулярно привожу к нему клиентов за небольшую комиссию. Швейцарские часы — довольно хрупкая вещь. Они ломаются гораздо чаще, чем принято думать. Для сервисных служб это, кажется, тоже большой сюрприз. Авторизированные часовые мастера в бутиках поломавшиеся часы зачастую даже не открывают, сразу отправляют почтой на фабрику, там их не торопясь ремонтируют и высылают обратно. Ремонт часов обычным неспешным порядком может длиться месяцами. Те, кто не хочет долго ждать, везут ремонтировать часы в Цюрих, потому что в Цюрихе есть Даниэль Шапиро — мастер золотые руки. Он оживляет, казалось бы, намертво вставшие часы, вправляет мозги сбившимся со счета календарям, учит заново дышать турбийоны. И хотя Даниэль отличается феноменальной болтливостью, работу свою он делает быстро и качественно. И весьма недешево. Собственно, дешевой работы никто и не ждет, потому что Даниэль не простой мастер, он владелец собственной часовой марки — «Роже де Барбюс». На закономерный вопрос, кто такой Роже де Барбюс, Даниэль всегда откровенно отвечает — никто. Он придумал этого Роже де Барбюса двадцать лет назад, потому что, по его мнению, часы обязательно должны быть персонифицированы, а если написать на циферблате «Даниэль Шапиро», это будет плохо продаваться. «Вокруг так много антисемитов!» — сокрушается Даниэль. — «Пришлось использовать француза, хотя французы мне не очень по душе». Даниэль начинает перечислять свои претензии к французам. Помимо шаблонных — мелочные, прижимистые, — мне запомнилась одна, довольно необычная. Когда Германия напала на Польшу, у французов на немецкой границе было 120 дивизий, у немцев только 9. Если под рукой оказывается листок бумаги, Даниэль, отодвинув часовые инструменты, тут же принимается рисовать схему расположения дивизий. По договору с Польшей французы были обязаны атаковать, если бы они это сделали, Вторая мировая война закончилась бы за три дня. И тогда родственники Даниэля не сгинули бы в Освенциме. К швейцарцам у Даниэля тоже есть претензии — они не пускали беженцев из Германии. Об отношении Даниэля к немцам даже и говорить не стоит, если он заводится на эту тему, остановить его невозможно.