Николай Редькин - Тихая Виледь

Замечательно изображена жизнь партизан, не то что у Фадеева в «Разгроме».

Правда, мало в романе евреев-комиссаров. Одного такого еврея-комиссара подстреливает шутки ради солдат прямо на импровизированной трибуне-бочке, с которой тот произносит революционную речь. Потом этот солдат стал партизанить, где с ним познакомился Юрий Живаго, взятый партизанами в плен. Этот партизан в конце концов сошёл с ума. Всё ему виделся несчастный, убитый им еврей.

Партизан боялся возмездия, страшился за судьбу жены и детей, поэтому порешил всю свою семью топором, чтобы родные не стали жертвами мести белых. Естественным образом возникает аллюзия с Родионом Раскольниковым, желавшим добыть счастья для несчастливых с помощью топора.

Хрущёв, при котором шла травля Пастернака под девизом: «„Доктора Живаго“ не читал, но осуждаю», прочитал на вынужденной пенсии книгу Нобелевского лауреата и не нашёл там ничего антисоветского. Напрасно! В русской литературе нет ничего более антисоветского, чем роман «Доктор Живаго».

Может быть, Хрущёву показался примирительным финал, где на фронтах Великой Отечественной войны под красным знаменем Победы воюют и сын русского террориста Дудорова, и сын еврея Гордон, и девочки-студентки, и сводный брат Живаго – советский генерал Евграф Живаго, а также не знающая истории своего рождения Таня Безочередева, урождённая Катя Антипова. Но так и было.

Под красным стягом русских князей и была одержана победа над супостатом детьми России, во время испытаний забывшими о разнице в происхождении, политических разногласиях и обидах на Судьбу.

У Редькина действие второй части романа начинается в конце двадцатого столетия всё там же, в Тихой Виледи, около стен школы, которую открыли после Гражданской войны большевики в отнятом у хозяев доме, хозяйка которого Дарья продолжала его лелеять всю жизнь, работая в школе (своём собственном доме) уборщицей.

Вроде бы светится надежда на лучшее. Ведь родной земля Виледи остаётся и для жертв, и для палачей.

У Редькина есть сцена: спустя многие десятилетия встретились в родной деревне два ее бывших жителя: черноволосый Борис Осипов – сын раскулаченного отца (всю жизнь жил за пределами родного края), и рыжеволосый Федор Валенков – сын того, кто раскулачивал (Федор всю жизнь работал в райкоме). Вспомнив детство, они играют в старую деревенскую игру – заколачивают в землю кол.

Вот как это было в 1930-е:

«Полуметровый заостренный кол играющие вбивали в землю деревянной колотушкой. Каждый ударял по колу один раз и передавал колотушку другому. …Последний удар наносил чернявый Борька Осипов. Высоко подняв колотушку над головой, Борька с силой ударил ею по колу – и все бросились врассыпную.

А водивший Федька Валенков, схватившись за кол обеими руками, принялся раскачивать его из стороны в сторону, стараясь скорее вытащить и успеть хоть кого-нибудь, да застукать. Но не тут-то было! Все уж скрылись, схоронились за амбарами, банями, поленницами…»

Раскачав кол колотушкой, Федька вытащил его и, вставив его в прежнее место, «забегал бойко, запоглядывал везде». «Вскоре чуть ли не всех застукал. Вот только Борьки нет. Федька туда, Федька сюда – нет Борьки. А искать надо. Отошел Федька от кола далеконько, за поленницу заглянул, а тут откуда ни возьмись – Борька! Борька – к колу. И Федька – к колу.

Несутся как ненормальные. Кто скорее? Борька опередил, схватил кол и далеко бросил его, к черемухам. И все опять разбежались, попрятались. Федька нехотя поплелся за колом, принес его, вставил в яму и вновь принялся отыскивать спрятавшихся…».

И вот по прошествии многих лет эти, теперь уже два взрослые мужика встретились под тем же кедром в опустевшей деревне.

«Они, казалось, не удивились (не успели удивиться?) друг другу, даже не поздоровались (словно не расставались, – только что пришли из соседних изб играть в кол). Черноволосый высоко поднял колотушку над головой и ударил по колу. Не проронив ни слова, передал колотушку рыжеволосому. Тот поднял колотушку над рыжей головой своей и с не меньшей силой опустил на кол.

Глухой удар раздался в мертвой тишине. И отлетели от старой колотушки щепки. И разможженный кол еще глубже вошел в землю.

И рыжий передал колотушку черноволосому. И ударил тот. И вернул рыжему. И тот ударил.

И так колотили они по колу до тех пор, пока разбитый кол совсем не сравнялся с землей. А вековечный кедр, возвышаясь над ними, недоуменно шевелил мохнатыми лапами, дивясь странному занятию двух людей…»