Антон Бильжо - Капсула для копирайтера

Он слил воду и только тогда заметил печенье Мадлен – освежитель воздуха «Букет лилий» в углу, за унитазом.

Дальше все было как обычно: не торопясь, помыл руки, сунул их в загудевшую щель экологической турбосушилки, посмотрел на себя в зеркало. Скованное лицо оделось в маску скорби.

«Посмотрите, до чего вы меня довели», – говорило оно окружающим. Казалось бы, ничего не произошло, а настроение заметно ухудшилось.

Натянул капюшон и вышел.

Теперь копирайтер двинулся в обратную сторону, открывая двери одну за другой. Одинаковые комнаты-аквариумы с флипчатрами и круглыми столами были пусты. Только в последнем металась рыбка-анциструс – модератор Юдифь. Она подчищала следы: рвала бумагу, собирала ручки, разбросанные по столу, ломала оставленные агентством мудборды.

Герман зашел и тихо закрыл за собой дверь. Внутренней щеколды не было.

Юдифь обернулась и сказала как ни в чем не бывало:

– Поговорить хотел. Можно?

Сел на край стола. Великий Отец свидетель, он не знал, что сейчас произойдет. Внезапно обострившимся зрением заметил, как дрожит между ногами край ее плотного крепдешинового платья. Похожее на кожуру авокадо, перевязанную золотой ленточкой, оно умеренно облегало фигуру, не провоцируя, но и не давая повода подозревать изъян.

– Вам все понравилось? – Герман произнес это почему-то придушенным голосом.

– В каком смысле? – улыбнулась Юдифь. – Вы имеете в виду фокус-группу?

– Да.

– По-моему, хорошая. А вам как?

– Тоже.

– Я пришлю отчет.

– Странно все-таки, что они не поняли мою идею… – пугающе медленно произнес Герман. – Знаете, у меня бывают такие видения…

Находясь здесь, он в то же время как бы наблюдал за собой со стороны, из того угла, где, возможно, стояла камера.

– Не расстраивайтесь. – Юдифь спокойно сворачивала листы и не двигалась с места. – Может быть, попробовать что-то исправить?

– Я не думаю, что между космосом и витаминами для сердца нет связи…

– Понимаю, но аудитория…

– Ничего вы не понимаете.

Герман попытался подавить раздражение, покачал головой, умилившись собственной нетерпеливости. Наконец она бросила на него настороженный взгляд. Теперь модератор была совсем рядом – зрелый, сочный плод, готовый сорваться с ветки под налетевшим ветром. Герман стал тем ветром. Поднявшись, он вдруг подошел к ней и обнял ее своими костлявыми монашескими руками, что должно было символизировать прощение.

– Ничего вы не понимаете, – повторил Герман.

Юдифь замерла. Он попытался погладить ее волосы, но она отстранилась:

– Что вы делаете?

Затем, действительно не понимая, что делает, Герман встал перед ней на колени.

– Идите вон, – четко и громко произнесла она.

В 20:15 того же четверга старший копирайтер вошел в свою новую двухкомнатную квартиру. Уже стемнело, поэтому он вынужден был включить свет. На полу по-прежнему валялись провода, книги и одежда. Подойдя ближе к столу в стиле хай-тек, он заметил на его матовой поверхности лист бумаги для принтеров, где крупным, уверенным почерком Катрин было выведено: «Герман, не жди. Уехала в Париж. Когда буду, не знаю».

Нельзя сказать, чтобы это стало для него полной неожиданностью. Они с Катрин постоянно говорили о том, что необходимо отдохнуть друг от друга. И все-таки письмо произвело чисто физиологический эффект «разорвавшейся бомбы» или даже «ударило как обухом по голове».

«Именно в тот день, когда мне так нужно было с ней поговорить», – жаловался кому-то Герман, прохаживаясь по квартире с чувством снова навалившейся на него слабости, с неустойчивостью в ногах и сильным сердцебиением. Наконец он лег на мини-диван лавсит, который они купили в мебельном торговом комплексе «Три кита». Традиционные лавситы, интимные и романтичные, часто имеют плавные очертания, глубокое сиденье и высокие подлокотники, обивку волнующих расцветок. Лавсит прекрасно смотрится в квартирке, где проживает молодая пара. Пожилая супружеская чета также может позволить себе диван для двоих, более сдержанный и респектабельный в плане эстетики.

Однако он совсем не предназначен для лежания на нем в одиночку.

Хотя Герману в последнее время нравилось такое угнетенное, сплюснутое состояние. Ему хотелось, чтобы, возвращаясь с работы, Катрин видела, до какого унижения он дошел. Двуспальную же кровать с пологом, стоящую в соседней комнате, Пророк благородно оставил в распоряжении жены.

Еще недавно Третьяковский был уверен, что ничего не чувствует к супруге. Больше года, дожидаясь конца строительства ЖК «Измайловская роща» в душной съемной квартире с собачками-кошечками, наклейками на иностранном языке и стенкой с хрусталем, они спали раздельно, встречаясь только на кухне после работы или по утрам. Теперь сложно было вспомнить, в какой момент в нем созрело решение перестать растрачивать на нее свое семя, сохраняя его, согласно даосским рецептам, для производства внутреннего эликсира бессмертия. Возможно, таким образом он в то же время ратовал за правду и чистоту, проявлял силу духа и независимость. Фактической, хоть и очень косвенной причиной могла быть также измена жены, ставшая реакцией на его связь с Надей, о которой Катрин узнала из СМС-переписки, что позже дало и Герману моральное право просматривать ее телефон. О, какие романтичные и страстные послания она писала: «Мой дорогой, мой единственный источник радости, я вся дрожу, ежесекундно думая о твоем красноголовом скакуне, приди же, мой повелитель оргазмов, возьми свою слабую жертву». Да, в этом была вся Катрин, анфан террибль в узких рамках, горный поток, с диким напором ищущий себе новое русло. Герман страшно завидовал адресату и часто винил себя в том, что не довел отношения с Катрин до такого же градуса. С другой стороны, слишком привязывать ее к себе казалось ему неблагородным. Ведь в любой момент он мог уйти, поскольку часто думал, что Катрин отвлекает его от чего-то более важного, подавляя своей примитивной энергией.