Юозас Апутис - Мост через Жальпе

— Четверть века назад он здесь влюбился, а теперь ищет те времена… — объясняет женщине профессор.

— Возможно… — отвечает женщина. — Было, было… Когда мы этот дом покупали, школа была в другом месте.

— С обеих сторон было по крыльцу. У меня даже снимок сохранился… А это что? — скрипач показывает на пристройку из закопченного кирпича.

— Тут калтины клутили, — совсем оживает плакса.

— А, правда, был клуб. Видишь, ребенок лучше знает.

— Мда… — продолжает скрипач. — Вот, и озеро виднеется, — он показывает рукой на запад, все глядят, даже женщина, а тем более ее дети. — Озеро, наверное, как и было?

— Что?.. Озеро, и ладно. Откуда мне знать… — отвечает женщина, и в эту минуту из-за горки, с двумя ведрами воды в руках появляется мужчина неопределенного возраста в таком же лыжном костюме. Странно, что он даже не здоровается с приезжими, а когда архивариус говорит ему «здрасьте», человек обводит всех настороженным взглядом и все равно не отвечает.

— Тут… люди… Этот человек бывал, когда еще школа была, — почему-то виновато объясняет женщина.

— Возможно, — буркнув, мужчина с ведрами медленно удаляется за дом.

— Не будем больше мешать. Будьте… здоровы, — говорит скрипач.

— Ага, ага, — торопливо отзывается женщина. — Будем…

С другой стороны дома, где торчат остатки построек, человек моет свою красную легковушку, загнав на широкие доски, брошенные в грязь. Приезжих он и теперь как будто не замечает — с головой ушел в работу.

— Блеск наводите? — не выдерживает профессор.

— Угу. В район ехать. А там придурков хватает — иной из-за грязи прицепится…

— Так, так… — фотограф невольно косится на свою легковушку. Он прицелился фотоаппаратом в школу, но замечает недобрый взгляд мойщика машины и направляет объектив на озеро.

— Ничего себе местечко, — говорит архивариус, когда легковушка лавирует мимо камней с горки. — Значит, в этой избе вы жили?

— Парни в одном классе, девчонки в другом. Прихватили мы с собой и «капелек», так что на новоселье решили пригласить учителя. Это предстояло сделать «демократу» — так девчонки называли его за доброту и отходчивость — и мне. Вошли, а учитель на старомодной железной кровати лежит. Когда мы пригласили его, спросил: «А галстук надо?..» — «Да бог с вами! С какой стати?» — удивился «демократ», и учитель повесил цветастый галстук на шишку в изголовье кровати. Поначалу учитель смущался, но после «капель» веселел, становился разговорчивей. Поскольку таких, которые собирают фольклор, ждет примерно такое будущее, как учителя, хотелось разведать, как ему живется. «Такие чудесные места — пригорок, озеро в двух шагах, школа тоже сносная», — пристал к нему «демократ». Учитель буркнул: «Не приведи господи». — «Да что вы?» — «Не приведи господи! Удавиться можно. Я уже и крюк облюбовал. Для того дела или для другого этот крюк в потолочную балку загнали, а пригодится». — «Перестаньте! — взвизгнула одна девчонка за столом. — Еще приснится…» — «Могу и перестать… Понимаете, никому я здесь не нужен!.. — и бухнул кулаком по столу. — Никому!..» — «А детям тоже не нужны?» — возразил «демократ». — «Детям?.. Им… нужен. Но скажите, почтенный, кому они сами будут нужны?»

Так с ходу никто не смог ответить на этот смертельный вопрос учителя. Даже сам «демократ»!..

— И это все? — с некоторым нетерпением спрашивает архивариус.

— А чего вам еще?

— Примечательная вещь!

Профессор и фотограф хранят молчание.

— Вскоре учитель уехал к родным помогать косить сено. Мы отправились в Вильнюс через две недели.

— Примечательная вещь, — уже спокойнее повторяет архивариус.

— А что вы в этом видите примечательного? — спрашивает профессор. Скрипач обращается в слух.

— Пока можем рассказать, это… Надо записать…

— А!.. — оборачивается к нему фотограф.

— А вы уже записали, как считали кур и коров? — наверное совсем напрасно рассердившись, спрашивает скрипач.

— Пока нет… — невозмутимо отвечает архивариус.

Они въезжают в городок, и профессор подается всем телом вперед. Из кустов взлетает на забор петух и трижды кукарекает.

— Никак меня приветствует! — улыбается профессор. — Здесь обязательно надо остановиться… Вот в этом месте находилась коновязь… — с неподдельным волнением начинает он, когда все выходят из машины. — А здесь стоял дом, в нем я тогда жил. Встаю рано утром и ухожу в поле. Хорошо работалось, как-то легко.

Остальные трое молчат. Быть может, вспоминают пейзажи профессора, задумчивые глаза женщины. Может, это и не так, но даже распятый на кресте человек как будто говорит, что и распяли-то его лишь для того, чтобы ему, молодому художнику, чтобы всем людям веселее жилось.