Юозас Апутис: Мост через Жальпе

— Не морочьте голову! Так говорил еще мой дед…

Удивительная тайна человека: каждая черта, каждое слово достаются ему ценой долгого опыта; из поколения в поколение этот опыт приобретает неповторимость, и поэтому так прекрасен (или отвратителен) цветник человечества. Но любая искусственная покраска, даже если пигмент изготовлен в наилучших лабораториях, лишает человека подлинности, и все труднее определить цвет, замешанный когда-то праотцами. Но это еще не означает, что краска пропала — появятся знающие толк реставраторы и определят. Тут у него мелькнула мысль (он даже покраснел): подумалось ему, что в своей книге кое-где он, может, и докопался до этой краски, до живого цвета, хотя многое уже по нескольку раз было перемалевано.

Вспомнился еще один случай из детства. Почему он вспомнил о нем именно сейчас, глядя на желтые одуванчики на лугу? Была ли тут связь с прежними мыслями? Далекая тень, но от того же ствола. В годы его младенчества отец клал печь и приглашал на помощь из другой деревни, из Крамполиса, печника, славный был паренек, беда только, что по ночам почти не мог спать — каждые полчаса ему надо было бегать на двор, хоть он и старался почти ничего не пить. Неловкость царила в доме все то время, пока у них работал паренек. Однажды утром он, сидящий теперь в автомобиле, огибающем желтый от одуванчиков луг, услышал испуганный голос паренька-печника:

— Не сдержался… Что делать-то?

— Дай-ка мне. Вынесу тюфяк за дом, на южную сторону. Там высокий бурьян. Просохнет, — отвечал отец.

И больше ничего. Он не слышал, чтобы мать когда-нибудь обсуждала это с отцом. Да и старший брат посмел вспомнить об этом лет через тридцать. Эта терпимость, эта доброта укрепляют человека настолько, что он и впрямь без всякого лицемерия ценит и уважает других. Со всеми этими «рейстс» и беготней до ветру… Хорошо понимали отец и паренек-печник друг друга, если за завтраком они уже болтали о всякой чепухе и паренек мог от души смеяться!..

Многие просят подвезти. Неловко смотреть на ждущих у автобусных остановок. Вот женщина «голосует» так настойчиво, выбежав на проезжую часть, что нельзя не затормозить.

Колеса скользят по асфальту, женщина подбегает.

— Не в Мяркине?

— Ближе. Не доезжая, сворачиваю.

— Ну хоть до развилки.

— Ладно. Садитесь.

Лицо женщины не старое, красивое и умное, глаза большие. Когда она бежала к машине, он подумал, что ноги могли бы быть и подлиннее. Усевшись, она часто дышала, два раза взлетели черные ее брови.

— Куда так торопитесь? — немножко погодя спросил он. — Неужто так ждет кто-то? — попробовал банально пошутить и сам застеснялся.

— Господи… И не расскажешь. Рано утром смоталась в Вильнюс за лекарствами. Я, видите ли, в аптеке работаю. У нас таких лекарств нет, вот и поехала в Вильнюс, там моя сокурсница работает, достала…

— А кто болен?

— Мой бывший муж тяжело болен. Врачи говорят, что и эти лекарства уже не спасут, я и сама знаю, а все равно…

— Молодой?

— Тридцать. Сердце уже никуда не годится… А вы в какие края?

Было похоже, что теперь спрашивать намерена женщина.

— В деревню.

— Отсюда родом?

— Нет. К знакомым.

— Вместе работаете или просто так?

О чем она еще спросит?

— Просто знакомые, заглянул как-то на рыбалке…

Женщина сразу же уловила в его голосе недовольные нотки и виновато улыбнулась. Она посмотрела на свои белые руки, сложенные на одном колене, и заговорила лишь некоторое время спустя:

— Если радио работает, может, включите?

— Хорошо. Совсем забыл.

Варшава передавала музыку. Потом много говорили, потом опять пустили бойкие мелодии.

— Вроде и веселее с музыкой, — сказала женщина и поежилась, хотя холодно не было.

— Да, да, — поторопился ответить он, чувствуя, что разговор дается с трудом. Потом спросил: — Давно болен ваш?..

Она подняла глаза.

— Уже давно — десять лет. — Смахнула со лба волосы, и это почти незаметное движение как бы согрело их обоих. — Всего не расскажешь…

— Да, да… Как вам угодно…

— Господи… Мало с кем такое бывает!.. Училась я в медицинском институте, а он приехал в Каунас из соседней деревни. Маялся на стройках, в армию не брали: уже с детства был слабенький. Работал и собирался поступать, потому что в первый год не прошел по конкурсу… Зачем я это рассказываю? — вздохнула женщина.

— А дальше? — поторопил он.

— Дальше? Поверьте, мы очень любили друг друга…

Он посмотрел ей в лицо и покачал головой.