Юозас Апутис - Мост через Жальпе

Белые свиньи теперь дружно повернулись и двинулись к корыту.

Бенас перешел на ту половину. Посмотрев на свиней, столпившихся у корыта, Бенас опустился на четвереньки и поставил передние копытца на край кормушки.

Когда он сделал это, свиньи радостно зачавкали, и вскоре Бенас ощутил зверский голод, слюнки брызнули изо рта, не выдержав, он ворвался в свиное стадо и стал разгонять их.

Свиньи не сопротивлялись. Чавкая, медленно возвращались они на свои места, а доктор Бенас, оставшись в одиночестве у корыта, стал жадно вылизывать остатки, обсасывать край корыта, стертый свиными пятачками; потом нахлынул такой прилив доброты, что он стал плясать в кузове и ликовать. Даже свиньям неудобно стало держаться на ногах, они покачивались в стороны, а шофер, высунув из окошка кулак, сердито погрозил ему.

Успокоившись, он какое-то время стоял, уцепившись за борт, и глядел на своих спутниц. Свиньи теперь снова притихли, лишь белые чистые хвостики были не закручены бубликом, а опущены, как промокшие под дождем и выбеленные солнцем кнутики.

…Луна покинула их окно. В той стороне теперь была почти черная ночь и смертельная тишина. Словно тени, глядели через стекло оцепеневшие сосны.

— И это все, Бенас? — приглушенно спросила Дейма, тревожно приподнимаясь на локтях и поворачиваясь К нему.

— Еще не все… Хоть меня и обругал шофер, вскоре я опять начал прыгать, ловить руками летающие в воздухе лепестки, я срывал цветы с придорожных деревьев и сыпал их на спины свиньям. Но поездка подходила к концу. Вскоре машина остановилась, шофер велел мне слезть, а я стал просить, нет, умолял, чтобы он повез меня дальше или вернул на место, и потом поехал по этой же дороге, такая славная была поездка… Шофер рассердился, он и слышать об этом не хотел, а потом закричал:

— Черт подери! Разве не видишь, что мы опять вернулись на то место, где я тебя взял? Ни бельмеса ты не смыслишь! — Шофер привстал на ступеньке и, чмокая губами, стал пересчитывать свиней. Я все еще канючил, просил, чтоб повез дальше, уже и мне стало казаться, что никуда он меня не возил, однако он еще пуще разъярился и, трясясь всем телом, заорал:

— Вылезай, гад, а то одну уже сожрал!

Назавтра с самого утра зарядил дождь. На рассвете с юга приползла тяжелая черная туча.

— Ты плаваешь даже в дождь? — спросила Дейма, когда Бенас стал натягивать длинные резиновые сапоги. В старом дырявом свитере он был очень похож на своего отца. Живым Дейма никогда его не видела, только на фотографии, где тот стоял возле рамной пилы, упираясь плечом в толстое бревно. Справа от отца был эконом поместья Шикшнюс, а у ноги примостился красивый пес.

— Надо бы добраться до острова, — ответил он, снимая с гвоздя кепку и прорезиненный плащ. — Тебе не хочется?

— Да такой дождь, Бенас. Я тут посижу, полистаю старые книги учителя, почитаю журналы. Потом, если дождь перестанет, приду в сосняк и позову тебя. Ты приедешь за мной?

— Если только услышу… Знаешь, давай не будем так договариваться, а то у меня жизни не будет, не могу, когда знаю, что непременно придется еще что-то сделать. Оттолкнувшись от берега, я уже буду думать, что надо слушать твои крики или глядеть, когда же ты появишься. Лучше давай не будем договариваться.

— Давай не будем, как получится, так…

Медленно вел он лодку к острову. Странная штука. Сегодня он мог остаться с Деймой, однако не только ежедневная привычка принуждала его. Ему хотелось побыть одному хоть час. Делая все время одно и то же, он чувствовал, что именно это становится своеобразным фундаментом оценки всего сущего. Лишь на озере он хоть на мгновение мог увидеть трезвее и точнее многое из того, что было и что есть, и чего он не мог постичь в толпе. Взмахнув веслом и слыша, как вода плещется о лодку, глядя перед собой и ничего не видя, или наблюдая за чем-то несущественным, доктор Бенас чувствовал, как в него странным образом вливается какой-то большой смысл и радующее тяжкое бремя.

Оставшись в одиночестве и послушав, как спокойно он спускается с лестницы, Дейма села к маленькому столику у окна, глядя, как с зеленых веток во дворе падают большие капли. Спрыгнув на усеянную хвоинками землю, до смешного сердитая белка встряхнулась и, встав на задние лапки, подняв мордочку, долго глядела на окно Деймы. Потом стала шустро скрещивать перед собой передние лапки, а когда устала, протянула одну лапку вперед и так застыла, словно собираясь поздороваться.

Доплыв до острова, Бенас вдруг почувствовал, что совершенно не хочет выходить на берег. Сумрачная мгла налегла на грудь, он быстро стал грести назад и, выйдя на берег, скользя, стал взбираться на холм.