— Доктор! — остановил я его. — Два вопроса. Если ДУША существует отдельно от тела, то почему говорят «душевнобольной»? Болезням подвержена ведь только телесная часть человека, а ДУША — бессмертна и нетленна. Так ведь?
— А второй вопрос?
— Э, нет, сначала ответьте на этот.
— Вы, товарищ, зациклились на душевной болезни. У вас ее нет. Забудьте. Выкиньте из головы. Душевная болезнь — всего лишь медицинский термин, к ДУШЕ не имеет никакого отношения. Мы говорим о разных вещах. Понимаете?
— Кажется, да, начинаю понимать. Спасибо, доктор. Тогда, если позволите, второй вопрос.
— Позволю. Давайте ваш второй вопрос.
— Это, собственно, не вопрос, а просьба. Мне надо, во что бы то ни стало, позвонить жене в Москву. Прямо сейчас! Очень прошу! Телефон внизу, как всегда, сломан, но деньги у меня есть. Можно как-нибудь организовать? Из кабинета…
Доктор поморщился, почесал в затылке. Просьба моя явно обескуражила его.
— В принципе позвонить можно, даже очень просто. Из кабинета доктора Матцке или из ординаторской. Но! Расчет за разговор придет в общем счете от Телекома через месяц. Бухгалтерия тщательно проверяет каждую цифру. Представляете, они приходят к доктору Матцке и спрашивают: что сие означает, кто звонил в Россию? Вы, доктор Матцке? Или доктор Герштейн? Доктор Матцке, человек весьма эмоциональный, приходит в ярость. Он — в Россию?!!! С какой стати?! У него что, есть в России коллеги или какие-то дела?! Да вы с ума сошли! Бухгалтерша извинится и уйдет, но, уверяю вас, доктору Матцке обеспечено несколько бессонных ночей, а впоследствии возможны и всякие непредсказуемые неприятности. Когда-то «самый талантливый поэт нашей эпохи» изрек: «Моя милиция меня бережет…» Здесь же «моя полиция меня бережет» как-то не звучит. И «моя бухгалтерия меня бережет» — тоже. Я могу взять этот разговор на себя, kein Problem! Но, представьте, ночной дежурный по ночам звонит в столицу иностранного государства! Для бухгалтерии и администрации это нонсенс! Меня тотчас уволят. Вам это надо? Мне — нет. Простите, не напомнил сразу: мы находимся в медицинском учреждении на территории Федеративной Республики Германии, это не Россия! Там, дома, я мог бы позвонить куда угодно с любого телефона и меня бы поняли. Здесь это — дикость! Хотите, я позвоню вашей жене со своего домашнего телефона и задам ей вопросы, которые вы запишете на бумажке? Годится?
Я поблагодарил доктора за разъяснения и готовность помочь мне, но я хотел, просто жаждал услышать милый, родной голос Гали, затаить дыхание от интонаций этого теплого, вливающего в меня силы и надежду голоса, от вибрации ее ДУШИ! Наконец, узнать, как там дела, и был ли я на испытаниях «Контура» или всё это странное наваждение. Кажется, он понял, не обиделся и ушел, взмахнув рукой. А я застыл от поразившей меня мысли: о каких испытаниях может идти речь, если Папа уже неделю назад умер, похоронен и Галя оформляет заказ на памятник! Я что, действительно рехнулся умом? О, господи, что подумала бы Галя, если бы услышала от меня такие вопросики. Но я же был на испытаниях! Видел весь этот кошмар, эту белую лошадку, молившую меня о пощаде. И схватка с Валентином из-за нее тоже не бред! Но когда всё это было?
Мне стало так страшно, что задрожали руки и пробил холодный пот. Я без сил повалился на кровать. «Спокойно, спокойно, ты же не сумасшедший, давай разберемся с самого начала. Нет, с начала сложно. Давай с того момента, как приплыли на Ольхон…»
(Из секретных записей.
К вечеру небо заволокло тучами, пошел мелкий дождь, перешедший в морось. Это — полудождь-полутуман, плывешь в нем как внутри дождевого облака. Каким образом мужик, руливший своей дорой, находил путь среди сгущающегося мрака, загадка. Возможно, по звукам, может быть, у коренных жителей есть какое-то особое чутье, не знаю. Наступила тьма египетская. Мужик воткнул в гнездо на днище высокий шест с фонарем, соединил проводки, и над нами зажегся тусклый, едва видимый даже нами, сидевшими в доре, огонек. Наверное, полчаса мы шли в кромешной темноте. Наконец впереди, справа, среди мути и мрака, бестелесно появились слабенькие желтоватые, расплывчатые пятнышки. Мужик оживился на корме, матерно выразился, что должно было означать «Приехали!».
Мы изрядно окоченели — нашими куртками и плащами укрыли Толика, которого буквально трясло. Он то приходил в себя, то проваливался в глухое молчание. Галя щупала у него пульс, боясь самого страшного. У меня кружилась голова и подташнивало, но я крепился, не позволял себе расслабиться. По сути, только Галя придавала мне силы. Очнувшись, Толик попытался повернуться, что-то явно мешало ему. Я чуть развернул его, а Галя проверила, что там может быть. И вытащила из-под него пистолет! Без кобуры! Как мы сразу не догадались! Я засунул его себе за пояс, как заправский супермен из боевика. Гале это почему-то не понравилось, она отобрала пистолет и положила его в свою походную сумку через плечо.
Читать дальше