Роушин Мини - То, что нас объединяет

– А где у нас хранятся блюдца для масла?

В свои семнадцать Ева не отличалась избытком сообразительности или инициативы, но кроме нее Саре не на кого было полагаться по воскресеньям.

– Здесь, – кивнула она на шкафчик. – Не забудь протереть. Вдруг они успели запылиться?

Любой другой на месте Евы давно бы пошарил по полкам и нашел блюдца. Но девушка была так молода! Вряд ли ее радовала мысль работать по воскресеньям на кухне, когда друзья развлекались где-то на стороне. Не исключено, что Ева успела уже обзавестись и бойфрендом: улыбайся она почаще, и ее вполне можно было назвать хорошенькой.

– Если хочешь, можешь уйти сегодня пораньше, – сказала ей Сара. – Как только накроем на стол. Остальное я доделаю сама.

Это значило, ей придется самой перемыть рабочие стойки, развесить полотенца и разложить салфетки, составить завтрашнее меню и список покупок. Даже лучше, если Ева не будет путаться у нее под ногами, расспрашивая об очевидных, по мнению Сары, вещах.

Нил вряд ли рассердится, если она задержится немного на работе. Он давно уже собирался рассортировать в алфавитном порядке все свои записи. Вот и пусть займется: T. Rex после Queen, после Дилана и Боуи.

– Масло режь потоньше, – распорядилась Сара, наблюдая за тем, как Ева шмякает на тарелки целые ломти. – Некоторым старичкам проще управляться с маленькими кусками.

Сара едва не добавила, что это уже третий раз, как она напоминает об этом Еве, но вовремя удержалась. Почему бы не проявить капельку доброты? Может, Ева просто не в состоянии усвоить все с первого раза.

Быть доброй ничуть не сложнее, чем быть жестокой. Почему бы Хелен О’Дауд не принять эту простую истину?

– Хватит играть с едой.

– Мне не нравится апельсин. Он кислый.

Хелен взяла с тарелки Элис дольку и сунула ее в рот.

– Сойдет. Ничего другого все равно нет. Так что жуй это или жди, пока я схожу в магазин.

– У нас есть печенье.

Хелен со вздохом затушила сигарету.

– Ладно, можешь взять одну штучку.

– Одной мало. Почему мне нельзя сразу две?

– Это не лучший завтрак для девочек. И не забудь потом почистить зубы.

Драматический стон.

– Ненавижу чистить зубы – это так скучно!

– Лечение у дантиста понравится тебе еще меньше, можешь мне поверить.

Так каждое утро. Элис спорила с ней не переставая. И это в семь лет. Что же будет, когда ей исполнится семнадцать?

Да и в школе дела шли не лучше. Элис с самого начала не проявляла интереса к учебе. Преподаватели постоянно жаловались на ее неряшливые работы и непослушание. Уже через неделю тетради Элис начинали выглядеть так, будто ими пользовались целый год. И каждый уголок внутри был разрисован фигурками кошек, слонов и лошадей.

С первого класса детишкам стали устраивать проверки на сложение-вычитание и правописание. Каждую пятницу они писали тест, который затем отправляли их родителям. Успехи Элис в этих дисциплинах были просто удручающими.

– Почему бы тебе хоть чуть-чуть не постараться? – недовольно спрашивала Хелен у дочери. – Ведь все это вам задавали на дом!

Элис в ответ только пожимала плечами, а Хелен предпочитала не настаивать. Она знала, что в плохой успеваемости дочери есть и ее вина.

Наверняка другие родители часами просиживали возле своих детишек, помогая им делать домашние задания. На Хелен это занятие наводило невыносимую скуку, так что она старалась пореже заглядывать в тетради дочери. Ее вполне устраивало, когда по правописанию та получала три балла из десяти. На математику она и вовсе махнула рукой.

От Кормака Элис унаследовала ямочку на левой щеке. У нее были такие же длинные ручки и ножки, бледная кожа и серые глаза. А вот музыкальными способностями природа ее явно обделила. Когда ей было два года, Кормак усаживался с ней перед стареньким роялем, доставшимся ему от бабушки, и Элис колотила по клавишам крохотными ладошками. С тех пор, надо сказать, мало что изменилось.

Через полтора года после смерти мужа Хелен нашла в себе силы открыть рояль и наиграть парочку известных мелодий. Элис какое-то время серьезно разглядывала мать, прежде чем вернуться к своему кукольному домику – подарку бабушки на ее день рождения. Больше интереса к музыке в ней не замечалось.

Хелен, родившая дочь через неделю после того, как ей исполнилось двадцать девять, довольно долго свыкалась с ролью матери. Неожиданно для себя она оказалась лицом к лицу с крохотным существом, которое с катастрофической регулярностью пачкало пеленки, громко пищало и отрыгивало молоко; которое предпочитало спать, когда ему вздумается; а заливаясь слезами, морщило личико так, что становилось похожим на рассерженного Уинстона Черчилля.