Потом двери распахнулись, и носилки вкатили в какую-то комнату. Кристины уже не было, и Сара ощущала странную пустоту в своей руке. Вокруг суетились люди, старательно избегая смотреть ей в глаза. Боль ножом пронзила ее тело, так что она закричала, не в силах справиться с ней сама. И вот уже рядом появился ее доктор, на лице которого была марлевая маска. Сара хватала его за халат и умоляла спасти ее ребенка… а потом снова плакала и кричала от боли.
Что-то кольнуло ее в руку, и после этого не было уже ничего – и доктор, и вся палата погрузились в беспросветную тьму.
Подождав, пока такси отъедет от тротуара, Хелен повернулась к Элис.
– Отведи бабушку в дом. Я скоро приду.
– Куда ты собралась? – спросила та. – С тобой все в порядке?
– Все хорошо. Просто хочу побыть немного в одиночестве.
Молча наблюдала она за тем, как ее мать и Элис поднимаются по ступенькам регистрационного офиса. У дверей Элис оглянулась, и Хелен с улыбкой помахала ей рукой. Затем обе скрылись внутри.
Хелен стояла на тротуаре, а народ вокруг нее спешил по своим делам. Она представила, как Фрэнк сидит где-то там на стуле… а может, нетерпеливо меряет шагами комнату. На нем серый костюм, который он купил пару недель назад. Бородка аккуратно подстрижена.
Она подумала о Саре и ее муже – те тоже наверняка внутри. Сидят в сторонке от остальных. Хотя Сара, скорее всего, успела со всеми перезнакомиться. Уж Фрэнка она точно не пропустит – Хелен не раз описывала его в своих посланиях.
Когда она бросила взгляд на часы, те показывали двадцать минут третьего. Столики в ресторане заказаны на три, и гости, не попавшие на регистрацию, должно быть, уже едут туда. Все отменили свои дела, чтобы собраться по случаю долгожданного бракосочетания Фрэнка Мерфи и Хелен Фицпатрик.
Хелен вспомнился Брин, овдовевший не так уж давно. Она взглянула на букет белых роз. Представила, как всю ночь он простоял в синей чаше из-под гиацинтов… и вдруг со всей отчетливостью поняла, что эта свадьба – не для нее.
Пройдя несколько метров по тротуару, она положила букет на крышку мусорного ведра. Затем наклонилась и сняла новые черные туфли. Их она поставила на краю дороги, а сама – как была, босиком, – зашагала к концу улицы. Порывшись в сумочке, она достала мобильный.
Будущий муж – значилось в списке контактов. Фрэнк сам внес это в телефон, а Хелен ради смеха не стала ничего менять.
Фрэнк бессчетное количество раз водил ее по ресторанам и дарил ей подарки. В дождь он укрывал ее зонтом и ухаживал за ней, когда Хелен была больна. Он наполнил ее дом цветами и всячески заботился о ее матери. Когда Элис перебралась в Эдинбург, он послал ей пятьдесят фунтов с просьбой потратить их на что-нибудь «легкомысленное».
Хелен знала, что не сможет позвонить ему. Что бы она сейчас ни сказала, все прозвучит как-то не так – неправильно и бессмысленно. Ну как она скажет, что намерена разбить ему сердце? Фрэнку предстоит осознать это самому.
Она убрала телефон и решительно зашагала дальше, не обращая внимания на последовавшие вскоре звонки.
Все было не как прежде. Все было в миллион раз хуже.
– Скажи хоть что-нибудь, – умолял ее Нил, но Сара молча отворачивалась к стене.
У малыша был прелестный ротик и шапочка темных волос на голове. Немыслимо крохотные пальчики на руках и ногах, да и сам он был размером с крольчонка. Кожа белее, чем самая белая бумага. Он так и не издал ни единого звука, так и не открыл глазки. И так ни разу и не увидел лица своей матери.
Кристина не донимала Сару разговорами – она просто держала ее за руку и тихонько плакала.
Ребенка завернули в белое одеяльце и положили Саре на грудь. Вид этих крохотных пальчиков, этого немого совершенства разбил ей сердце.
– Выпей хотя бы чаю, – настаивала медсестра, но Сара даже не притронулась к стакану, как не притронулась она и к ломтику хлеба.
Он так и остыл у нее на руках, пока она вглядывалась в его лицо, пытаясь запомнить эти прозрачные веки, миниатюрный носик, длинные темные ресницы. Они назвали его Люком – Саре всегда нравилось это имя.
– Мне ужасно жаль, Сара, – сказал ей после операции доктор, – но пуповина закрутилась и перекрыла поступление кислорода. Когда мы достали плод, было уже поздно. Тут нет ничьей вины – ничто не предвещало такого развития событий.
Ничто не предвещало… Он умер у нее в животе. Пуповина перекрыла ему доступ к кислороду, хотя предполагалось, что именно она будет поддерживать в нем жизнь. Врачи достали ребенка и распутали пуповину, но сердце его уже остановилось. Ее малыш, ее долгожданный малыш был мертв.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу