Я пытался разглядеть в зеркальце лицо водителя: не искажены ли, часом, его черты суицидальными намерениями, и не собирается ли он в приступе отчаяния совершить расширенное самоубийство (расширенное за мой счет — я был единственным пассажиром мчащейся на бешеной скорости, если не сказать летящей, колымаги), — но нет, ничего подобного, лицо было суровое, загорелое, с утешительными следами регулярного потребления доморощенных крепких напитков. Я с облегчением вздохнул: не вражеской территорией была окружающая нас трясина, не западней, устроенной природой, не источником смертельной опасности — нет, я попал в гостеприимный уголок земли, населенный славным племенем самогонщиков. Топкую почву покрывала сеть более-менее надежных тропок; некогда лишь кое-где пролегали тайные тропы, но сейчас, куда ни поставь ногу, почувствуешь опору; бояться нечего, даже дно близко.
Из тучи пыли вынырнула другая туча — развалины Большой синагоги; очередные тучи пыли обозначали: развалины замка, развалины монастыря бернардинцев, развалины костела Пресвятой Троицы, развалины алумната [13] Алумнат (от лат. alumnare — воспитывать, вскармливать) — в католических странах закрытое учебное заведение. В Польше так называли бесплатные образовательные заведения, предоставлявшие воспитанникам жилье, а также приюты для инвалидов войны; построенный в Тыкоцине в 1633–1647 гг. и перестроенный в середине XVIII в. приют является памятником старины (сейчас служит гостевым домом).
. В последнем случае определение «развалины» не совсем отвечало сути: алумнат, конечно, требовал капитального ремонта, но, в отличие от других, обращенных в прах, достопримечательностей, по крайней мере, стоял, имел стены и крышу. Душевые — хуже поискать, однако, часок потрудившись, удавалось выдоить из крана теплую воду. В комнаты пускали на ночлег как бы художников, которые, чуя дармовую жратву и выпивку, потянулись сюда вслед за студентами, словно маркитантки за войском. В целом там было неплохо. Я — как бы писатель (мне предстояло провести литературный семинар) — получил в алумнате отдельную комнату; не помню, что она собой представляла, но вряд ли это была совсем уж нора — ведь, когда пробил час, я, не раздумывая, привел «к себе» Алицию К. Она окинула хоромы взглядом, далеким от восхищения, однако я б не сказал, что ее обескуражила меблировка или отсутствие личной ванной. Женщины, как правило, благосклонно относятся к помещениям, где им приходится снимать трусики.
14
Пока же я выскакиваю из автобуса на тыкоцинской рыночной площади; время — четыре, максимум пять утра, уже светло, уже жарко, еще август, последовавший за длинным июнем и бесконечным июлем, но и его дни сочтены; выскакиваю и… попадаю прямо в объятия Сары Каим, куратора Летней студенческой гуманитарной школы. Сара, насколько я знал, всегда руководила подобными мероприятиями; злые языки поговаривали, что она вообще приросла к руководству навечно. И впрямь: невооруженным глазом видно, что ей не меньше тридцати, а о том, чтобы отлипнуть от студенческой жизни, и речи нет, наоборот.
В те годы такое бывало, и неважно, чем занимался штатный студенческий деятель, главное, должность была пожизненная. Сорокапятилетняя активистка, без которой университет бы развалился. Куратор организации, так и не научившейся существовать самостоятельно, и т. д., и т. п. Иногда, очень редко, кто-нибудь из этих вечных студентов получал назначение на руководящий пост, однако выше уровня воеводского комитета никогда не поднимался; впрочем, и это было не пустяк. Но, повторяю, даже такие взлеты были редки: как правило, вечные неудачники (а может, баловни судьбы?) толклись в тесном помещении близ комитета; там они пили чай, рассказывали соленые анекдоты и ждали манны небесной. Сара Каим от них отличалась, я бы сказал, своей неиссякаемой витальностью; она была пышнотела, решительна и умело распространяла вокруг флюиды загадочной эротичности. Возможностей показать себя у нее хватало. Жила она одна, и в ее постели перебывали самые невероятные личности мужского и женского пола. Друг-дипломат вечно был за границей; друг-футболист (намного ее моложе) вечно пробовался в каком-нибудь из европейских клубов.
Но вообще-то Сара не могла забыть свою первую любовь. Парень был симпатичный, но, к сожалению, напрочь лишенный амбиций. Она — в университет, он — ни туда ни сюда; она не возвращается, дает ему время одуматься, он — ни на шаг из Петркова. Что делает, неизвестно; чудаковат; чем дальше, тем хуже — потом и вовсе рехнулся.
Читать дальше