Николай Никонов - Собрание сочинений. В 9 т. Т. 6. Стальные солдаты. Страницы из жизни Сталина

И мнилось ему в далеком грядущем эта великая, сияющая, богатейшая страна, где коммунизм, в который он сам не верил реально, будет все-таки в основных чертах осуществлен, сделан, построен. Ведь если жизненных благ через край, какая может быть прекрасная, обустроенная жизнь! А жизненные блага разве самое главное? Воспитать людей, научить жить хотя бы так, как живет он. Разве он в три горла ест? Разве пьянствует? Разве погряз в роскоши: копит золото, деньги, брильянты? И чем они лучше граненых стеклышек? Разве только блестят сильнее. Золото? Чем оно лучше меди? Вон в Оружейной палате стоят золотые царские сервизы, и никогда ему не хотелось есть из этих блюд. Одежда? Ничего у него лишнего не было: три кителя обычных да один светлый, парадный. Да штаны, ну, и парадные белые, с лампасами..

Как-то этот дурак Большаков подал ему на подпись фильма авторучку. Ручка не писала, и тогда Большаков с досадой тряхнул ее и посадил фиолетовую кляксу на эти штаны. И побелел. А он, Сталин, сперва нахмурился, а потом снизошел: «Чьто? Думаэщь, у Сталина одны послэдные шьтаны?» Последние не последние, а вот еще случай вспомнил: к дню его рождения обслуга дачи, явно с благословения коменданта Орлова, решила сделать ему подарок. Он ходил в разбитых, растресканных ботинках, по их мерке сшили новые, и Матрена утром ли, с вечера ли поставила новые у дивана, а старые унесла. И все ведь знали: Хозяин не принимает никаких подарков, не любит, а если принимал к семидесятилетию, все отправлялось в музей или еще куда. Себе не брал ничего. Но тут, думали, обрадуют.

— Гдэ… мои ботынки? — спросил вождь, сидя на диване и хмурясь, эту женщину, каких в народе зовут «простодырые».

— Дак, товарищ Сталин… Иосиф Виссарионович! Вы же генералиссимус., вы же вождь..

— Гдэ мои ботинки?!

— Дак… хотели., выбросить. Оне же., и с подошвы худые… Потресканные все..

— Сэйчас же., чьтоб были здэс..

Ботинки принес сам комендант дачи Орлов и тоже пытался убедить Сталина принять дар.

Но Сталин молча взял из его рук ботинки (старые), сопя, надел, а коменданту указал на дверь.

Насколько известно автору, из всех подарков к семидесятилетию, а дарили оружие, мебель, ковры, гобелены, фарфор, украшения из золота и серебра, картины, радиотехнику и даже орловского рысака, Сталин взял себе только теплые рукавицы и бурки-чесанки.

Часто вспоминался теперь ему не столь давно минувший юбилей. Все эти бесконечные поздравления, телеграммы, дары. Речи… Благодарения. Какие-то еще попытки увенчать его лишней звездой. Зачем? От звания Героя Советского Союза отказался решительно и рассердился на Маленкова: какой «Гэрой»? С чэго? Награда должьна быт по заслугам». Он что: Днепр под огнем переплыл? Дот-амбразуру закрыл грудью? В атаку первым поднялся? Иное дело — орден Победы… И орден Сталина придумали, похожий на орден Ленина. Зачем? Могли бы и как-то иначе. И в статусе записали: является вторым. А почему? Разве этот «Ильич» столько сделал для страны? Сотой, тысячной доли не сделал… Кто дал социализм этой стране? Разве Ленин? Кто сделал социализм из утопии и мечты реальностью? Кто построил из разграбленной страны единое могучее государство? Кто сплотил теперь уже непобедимый социалистический лагерь? Кто утвердил международный авторитет Союза на всех уровнях? Ильич? И не пора ли уже развенчать его и убрать под каким-нибудь предлогом его пирамиду в другое место?

И вот, создав стране такое могущество, сплотив теперь монолитную партию, оснастив сверхмощным оружием армию, сам он остался больным, теряющим силы человеком. Где же она, справедливость? И ведь ни на кого нельзя с надежностью положиться. Нет надежного преемника, и лишь отпусти вожжи — столкнут. Где справедливость?

В последние дни пятьдесят второго года он вдруг словно вспомнил о Валечке и приказал ей прийти. И тотчас явилась она. Принял ее не в здании дачи, где прожили они столькие годы, не в той комнате, кабинете-спальне-столовой, — жил теперь в деревянном домике по соседству с дачей. Смущенная, напуганная, недоумевающая, стояла она перед ним теперь не в передничке, но в халатике и белой косынке, и было пугаться отчего. 16 декабря был арестован ненавистный ей генерал Власик. Арестован, отправлен под домашний арест генерал Поскребышев, всегда благоволивший ей. Опять шерстили охрану, обслугу. А Сталин ходил, словно помешанный, и оттого еще более страшный. Было у него запалое, зажелтелое и словно обращенное в себя непривычное лицо. Это лицо он и поднял на нее, когда она встала, растерянно уронив руки.