Владимир Богомолов - Том 1. Момент истины

— Уловил? — обрадованно оживился Поляков.

— Пытаюсь... Или рация находилась где-то в районе Столбцов, или они там с кем-то связаны... Да, текст двух остальных перехватов сейчас бы весьма пригодился... Рацию, очевидно, потом перевезли и спрятали где-нибудь неподалеку от Шиловичского леса, а может, и в самом лесу.

— Я тоже так думаю! Существенная деталь: из кузова «доджа» исчезла малая саперная лопатка.

— Тайник?..

— Скорее всего! — Поляков улыбался, довольный подтверждением своих мыслей. — Большая саперная лопата на месте, и топорик на месте, и весь инструмент, а малая исчезла. Гусев за день до того получил ее со склада — новенькую! Успел вырезать на черенке свои инициалы Эн и Гэ — Николай Гусев, — чтобы не позаимствовали другие шофера... При осмотре места обнаружения «доджа» лопатку не нашли, хотя именно ее не искали: что она пропала, я узнал позднее. Для подтверждения версии о тайнике, наверно, придется специально осмотреть еще раз всю рощу.

— Роща — это не проблема. А вот найти тайник в таком лесу, как Шиловичский, — задачка! — невесело сказал Алехин. — Не легче, чем отыскать место выхода в эфир.

— Да, тут надо хорошенько подумать, — согласился Поляков. — Добраться до тайника — это уже, считай, полдела. Я сейчас еще не готов, но сегодня же предложу вам что-нибудь конкретное... — пообещал он. — Теперь, Павел Васильевич, насчет Николаева и Сенцова... Твои сомнения я разделяю. Как это ни печально, а попахивает пустышкой! Немало противоречивого... Одно дело действовать под видом заготовителей, другое... Откуда у них, например, десяток бочонков с керосином? Зачем им вся эта живность?.. Сомнительно... Весьма!.. В то же время на все сомнения и противоречия имеется и довольно увесистое «но»...

Из меньшего по размеру почтового конверта Поляков вынул сложенный вдвое листок целлофана и протянул Алехину.

— Это было в кузове «доджа».

Взяв целлофан, Алехин развернул его, потер о тыльную сторону ладони — кожа засалилась, — понюхал и, приблизя к лампе, посмотрел на свет, затем для сравнения поднял рядом одну из оберток, оставленных Николаевым и Сенцовым в доме Гролинской.

— Совпадает все — и фирменный знак, и месяц выпуска, и номер партии, — продолжал Поляков. — Ни Гусев, ни его командиры в автобате сала в такой упаковке никогда не видели, даже не представляют, что это такое. Кстати, перед выездом он вымыл кузов. Так что это, несомненно, оставлено двумя неизвестными, пытавшимися его убить и угнавшими «додж», оставлено теми, кого мы ищем.

— Значит, один из них, предположительно, левша, а старший, судя по произношению, возможно, украинец. — Алехин усмехнулся. — Каждый двадцатый в жизни — левша и каждый шестой военнослужащий — украинец.

— Да, скажем прямо, негусто, — согласился Поляков; он сложил карту и вслед за конвертами с целлофановыми обертками и фотографиями сунул ее в планшет. — Кстати, Гролинская не заметила у Николаева украинского произношения?

— Нет. Я интересовался речью обоих... Она убеждена, что он сибиряк.

— По внешности и по возрасту Николаев и Сенцов в целом схожи с теми, кто нам нужен... В приблизительных общих чертах: один постарше и поплотнее, второй моложе, выше и стройней...

— И у тех двух, которых видел Васюков, тоже есть такое сходство.

— Да, обе пары во многом схожи с теми, кого мы ищем. Есть, конечно, и явные различия, впрочем, в деталях, функциональные... Звания, головные уборы, личные вещи, усы — все это легко видоизменить... Что характерно... — задумчиво сказал Поляков, — обилие общих сведений и версий и скудность конкретного... — Он посмотрел на часы и поднялся. — Ты извини, но спать уже не придется... Идем в отдел, может, там есть что-нибудь новое...

В отделе контрразведки авиакорпуса ни ответа на запрос о Николаеве и Сенцове, ни каких-либо свежих сообщений по делу «Неман», к сожалению, не было.

Шифровальщик, занятый чем-то срочным, даже не подойдя к обитой железом двери, крикнул, что для Алехина и подполковника у него пока ничего нет, и, словно извиняясь за свое невнимание к Полякову, добавил, что, как только освободится, — зайдет.

Кипяток на кухне Алехину пообещали нагреть минут через пятнадцать.

Поляков открыл кабинет начальника отдела, зажег свет, снял пилотку и шинель, разложил на столе бумаги из планшета, поставил термос и чайные принадлежности. За годы войны ему приходилось располагаться на время для работы не только в случайных, чужих кабинетах, но и во всяких каморках, землянках и блиндажах, по сравнению с которыми это просторное, чистое, проветренное помещение представлялось чуть ли не дворцом. Особенно ему здесь нравился покрытый плексигласом большущий письменный стол.