Минуты две спустя они шли по широкому коридору мимо стоящих по обеим сторонам коек с ранеными. Полякову тоже пришлось надеть белый халат, который оказался ему велик, на ходу он подворачивал рукава. Остро пахло йодоформом и карболкой — враждебный, проклятый запах, напомнивший ему первый год войны и госпиталя в Москве и в Горьком, где после тяжелого ранения он провалялся около пяти месяцев.
— Его оглушили сильнейшим ударом сзади по голове, — рассказывала женщина-врач, — у него перелом основания черепа и сотрясение мозга. Затем ему нанесли две ножевые раны сзади в область сердца, по счастью, неточно.
Им навстречу на каталке с носилками санитарка, девчушка лет пятнадцати, везла раненого.
— Но сейчас его жизнь вне опасности? — посторонясь, справился Поляков.
— В таких случаях трудно утверждать что-либо определенно. И разговор с ним безусловно нежелателен. Коль это необходимо, я вынуждена разрешить, но вообще-то... Вы его не утомляйте, — вдруг совсем неофициально попросила она, улыбнулась, и Поляков отметил, что она еще молода и хороша собой. — До войны он возил какого-то профессора и сейчас просит об одном: чтобы его обязательно показали профессору... Сюда...
В маленькой, на четверых, палате для тяжелораненых она указала на койку у окна и тотчас ушла. Под одеялом лежал мужчина с худым измученным лицом, перебинтованными головой и грудью. Безжизненным, отрешенным взглядом он смотрел перед собой.
— Добрый вечер, Николай Кузьмич, — поздоровался подполковник. — Как вы себя чувствуете?
Гусев, словно не понимая, где он и что с ним, молча глядел на Полякова.
— Николай Кузьмич, я спрашиваю, как ваше самочувствие?.. Вы меня слышите?
— Да, — шепотом, не сразу ответил Гусев и осведомился: — Вы профессор?
— Нет, я не профессор. Я офицер контрразведки... Мы должны найти тех, кто напал на вас. Как это все произошло?.. Вы можете рассказать?.. Постарайтесь — это очень важно.
Гусев молчал.
— Давайте по порядку, — присаживаясь на край кровати, сказал Поляков. — Неделю тому назад вы выехали на своей машине из Гродно в Вильнюс... Они что, остановили вас на дороге?
Он смотрел на Гусева, но тот молчал.
— Где вы с ними встретились?
Гусев молчал.
— Николай Кузьмич, — громко и подчеркнуто внятно сказал Поляков. — Как они попали к вам в машину?
— На контрольном пункте, — прошептал Гусев.
— Они сели на контрольном пункте, — с живостью подхватил Поляков. — При выезде из Гродно?
— Да...
— Их было трое? — Поляков показал на пальцах. — Или двое?
— Двое...
Прежде всего я потребовал от Окулича предъявить все имеющиеся у него документы.
Став нетвердыми ногами на лавку, он достал с божницы изза иконы и протянул мне два запыленных паспорта — свой и жены, — выданные в 1940 году Быховским районным отделением милиции.
— А другие документы?! Фотографии?.. Ваша партизанская медаль?
Он посмотрел на меня как кролик на удава, потом, вяло переставляя ноги, проследовал в сенцы. Там он снял старое деревянное корыто и какие-то доски с темного полусгнившего ящика, до краев наполненного золой, не без усилия сунул в середку руку и вытащил с низа большую жестяную коробку.
В хате я открыл ее и разложил содержимое на столе. В коробке оказались:
медаль «Партизану Отечественной войны» второй степени и удостоверение к ней, полученные Окуличем неделю назад, о чем я знал;
немецкие оккупационные марки — пачка, перевязанная тесемкой;
десяток довоенных квитанций на сдачу молока, мяса и шерсти;
стопка фотографий Окулича, его жены и их родственников, в том числе двух его младших братьев в красноармейской форме;
четыре медицинские справки;
несколько облигаций государственных займов;
тоненькая пачка польских денег, ассигнации по сто злотых каждая;
две почетные грамоты, полученные Окуличем до войны за хорошую работу в Быховском райпромкомбинате.
Под грамотами на дне коробки я увидел знакомый мне листок плотной желтоватой бумаги, так называемый аусвайс, немецкое удостоверение личности, выданное Окуличу в октябре 1942 года начальником лидской городской полиции Бруттом.
— Зачем вы это храните? — указывая на пачку оккупационных марок и аусвайс, строго спросил я. — Думаете, немцы вернутся?
— Не.
— А тогда зачем?.. Я не потерплю от вас и слова неправды! Если соврете мне хоть в мелочи — пеняйте на себя!.. Прежде всего расскажите о тех двух офицерах, что позавчера заходили к вам. Кто они? Откуда вы их знаете?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу