Виктор Пелевин - Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами

У Берча был такой вид, будто он говорит не для нас, а для протокола – или какой-то невидимой ложи с судьями. А потом я подумал, что именно так все может и обстоять: я ведь не знал, кто еще наблюдает за происходящим в подвале.

– Почему же критически, – слабым голосом сказал пришедший в себя Карманников. – Кто вам сказал, что критически?

Ему никто не ответил.

– Что вы собираетесь делать? – спросил Пугачев.

Американцы молчали.

– Я расскажу сам, – заговорил вдруг полковник А (я уже научился отличать его от других чертей по более крупному и яркому гульфику). – С помощью захваченного технического устройства и этих живых ворот мы взяли под контроль все возможности омерзительных спермозавров по работе со временем. Теперь мы настроили их турникет на ближайшее параллельное измерение, где никаких омерзительных спермозавров никогда не было. Мы несколько раз очень быстро поменяем местами прямой и обратный потоки времени по специальному алгоритму. В результате возникшего гиперрезонанса все пространства, где сохраняются тени омерзительных спермозавров, схлопнутся. Таким образом мы навсегда закроем то будущее, где омерзительные спермозавры еще будут, и то прошлое, где они когда-то были. Одновременно с этим исчезнет сам их турникет – и мы навсегда забудем про само их существование.

– Но это будет, – начал Карманников, и сразу перешел на шепот, – это будет… корректор истории?

– Именно так, – ответил полковник А. – Омерзительные спермозавры создали очень опасную технологию. Ее неосторожное использование привело к исчезновению даже остаточных теней их расы из прошлого и будущего. Но это их собственная вина. Мы же в крайней спешке защищались от нападения, не имея возможности оценить результаты своих действий.

– Во, – пробурчал мрачный Капустин. – Уже лоера включила, сука зеленая.

– Но это будет необратимо! – прошептал Карманников.

– Необратимо, – согласился полковник А. – Именно так. Омерзительные спермозавры все уже поняли. Верно?

Это было похоже на правду.

Я говорил, Елизавета Петровна, о том странном чувстве, которое возникало у меня при каждом взгляде на живые ворота – как бы смесь воспоминания и предчувствия… И вдруг от двух изогнутых фигур изошла такая волна скорби – тоже как бы наполовину забытой, а наполовину только предвосхищаемой, – что я понял, насколько все по-настоящему. Похоже было, что этот всплеск отчаяния ощутили в подвале все.

– Еще одни славные сутки! – бодро сказал полковник А. – Наши поэтки будут петь об этом веками!

Черт с хусспой ударил своим инструментом в пол – и зеленые уродцы склонились над стальным ящиком.

– Минутку, – сказал Капустин. – Мне кажется, вы забыли одно обстоятельство.

– Какое? – спросил Димкин.

– Прощальный звонок, – отчеканил Капустин.

– Извините?

Капустин отрицательно покачал головой.

– Не могу-с, – сказал он. – Даже не просите.

И тут произошло нечто неожиданное – и в своей ярмарочной простоте чрезмерное даже по сравнению с тем, чему я уже успел стать свидетелем.

Средняя пуговица на пиджаке Капустина вдруг сама собой расстегнулась, и из его живота (так это, во всяком случае, выглядело) вылезла третья рука, сжатая в кулак. Кулак разжался, и я увидел на его ладони маленький серебряный треугольник с овальной стразой в центре – по виду обычный недорогой брелок или брошь. А потом Капустин положил на эту стразу свой большой палец.

На американцев безделушка не произвела ровно никакого впечатления. Но вот черти…

Можно было подумать, что в подвал внесли икону.

Все черти тут же повалились на колени самым церковным образом, побросав на пол свое оружие – и даже сам штандарт могущества. Мало того, мне показалось, что их фальшивые гульфики как-то посерели, потеряв свою вызывающую яркую красноту. Видимо, цвет их был связан с настроением и степенью уверенности в себе, как это случается у некоторых пресмыкающихся и рыб.

Димкин сунул руку в карман.

– И не пытайтесь, – сказал Капустин. – Полковник А, объясните нашим партнерам, что не следует делать резких движений, из-за которых я мог бы случайно нажать кнопку.

– Не делайте никаких резких движений, – испуганным эхом повторил полковник А, – чтобы он не нажал! Этого ни в коем случае нельзя нажать!

– Что происходит? – спросил Крофт.

– Сейчас объясню, – ответил Капустин и повернулся к полковнику А. – Ну-ка сними с нас эти веревки.

Видимо, брошка на ладони Капустина имела над чертями такую власть, что повторять необходимости не было. Я сразу почувствовал, что мои ладони уже ничто не удерживает у стола.