Алексей Смирнов - Натюр Морт

– Осади, – процедил Злоказов. – Не то, когда меня поставят…

– Черт с вами, – Недошивин еще больше насупился, хотя больше было уже некуда.

– То-то, – успокоился Холомьев. – А то – «построимся»…

– Слушай маршрут, – Недошивин повысил голос, не желая уступать ни пяди сверх потерянного. – Пункт первый – морг Мариинской больницы. После – церковь, за ней – крематорий или погост, куда повезут. И там, и там попытаемся отбить. Вопросы?

Команда молчала. Антон, как самый зеленый, счел нужным все-таки спросить:

– Я не совсем понял – что отбить? Покойника?

– Покойника, – прохрипел Недошивин.

Белогорский широко раскрыл глаза:

– Да? А зачем?

Тут Злоказов толкнул его локтем:

– Чего ты пристал? Время придет – увидишь. Это ж враг, бестолочь!

Антон замолчал.

– Форму снять, переодеться в гражданское, – приказал Недошивин.

Дотошный Антон собрался снова влезть с расспросами, но в этот раз его остановил Щусь:

– Куда ж нам светиться-то, подумай?

Уже потом, когда акция осталась в прошлом, Антон нашел вполне естественным, что «УЖАС» не афиширует эту сторону своей деятельности. Если существование врага еще могло быть принято как обязательное условие, то методы борьбы с ним могли показаться непосвященным недостаточно привлекательными. Однако Белогорский уже не видел ничего зазорного в выражении «на войне как на войне» и безропотно переоделся.

По дороге в морг Антон сморозил чудовищную глупость: предложил купить цветы – с единственной целью замаскироваться в толпе скорбящих. Но даже обычно доброжелательный Щусь поднял его на смех.

– Для сотрудника «УЖАСА» принести на похороны цветы – примерно то же, что вдове явиться в подвенечном платье, – сказал Щусь Антону. – Или обожраться окороком еврею. Как ты не понимаешь, что все наши силы направлены против идиотских, сатанинских ритуалов?

– Понял, понял, – огрызнулся Антон. – Что вы все на меня набросились?

…Возле морга уже переминались с ноги на ногу озябшие родственники покойника. Их собралось десятка два человек; вновь прибывшим не составило большого труда затеряться среди темных курток, пальто и шуб. Перед тем, как слиться с толпой, звено рассредоточилось. Сотрудники «УЖАСа» подходили по одному, ничем не выдавая знакомства друг с другом. Как и следовало ожидать, никто не спросил незнакомцев, кто они такие и откуда взялись. Отсутствие цветов тоже осталось незамеченным.

Наконец, их пригласили внутрь: в холодном, бедном помещении стоял средней пышности гроб с желтым, окоченевшим мертвецом внутри. Усопшего обступили разреженным кольцом, начались всхлипывания, сопровождавшиеся испуганным шушуканьем. Антон скосил глаза на Злоказова, державшегося в отдалении – тому с трудом удавалось удерживать на лице приличествующее случаю выражение. Недошивин глядел преимущественно в пол и лишь изредка зыркал исподлобья колючими глазками. Щусь, входя в роль, повесил голову; время от времени он быстро, непродуманно крестился. Холомьев стоял, словно проглотил аршин, и глазел по сторонам, взглядом плавая над поникшими головами собравшихся.

К общему облегчению лазутчиков, прощание, больше похожее – с учетом предстоявших обрядов – на первую встречу, не затянулось надолго. Гроб закрыли крышкой; Злоказов, уже не таясь, недобро фыркнул при виде его траурной отделки. Но мало кто обратил внимание на демарш неизвестного. Груз затолкнули в ископаемый ледяной автобус, ближайшие родственники расселись внутри по периметру, а все остальные потянулись во вторую, более комфортабельную, машину.

– Вы, простите, кем ему приходитесь? – тихо и боязливо спросила там у Холомьева безутешная дама в старомодной вуали.

Холомьев поднес палец к своему щелевидному рту и возмущенно зашипел. Дама замахала руками, прослезилась и присела на краешек сиденья в уголке.

Ехали чинно, без слов. Возле церкви высадились, мужчины сдернули шапки. Антон, не имевший привычки посещать храм, испытывал смешанное чувство почтения и раздражения. Его спутники тоже ощущали себя не в своей тарелке. С одной стороны, «УЖАС» приветствовал религию как способ пропаганды активного утверждения жизни. С другой стороны, отношение церкви ко всему, что было связано со смертью, казалось ему неприемлемым.

Вдобавок пришлось долго ждать, пока закончатся разнообразные молебны и песнопения, непосредственно с отпеванием не связанные. Пятерка пришельцев разбрелась по храму и занялась равнодушным созерцанием икон. В церкви было жарко от огня и людского дыхания; запах ладана и воска безуспешно пытался напомнить Антону о чем-то давным-давно позабытом. Тем не менее, в душе его установилось нечто сродни гармонии, и отпевание он встретил хоть и в штыки, но все же не так неприязненно, как остальные.