Владимир Антонов - Поцелуй кувалды

Миша молча выпил свой. Он сжался, как пружина, готовый ко всему. Поэтому то, что он услышал в следующее мгновение, его уже не удивило. Подобный сценарий разговора он предвидел.

– На следующей неделе, Миша, ОВИР выдаст тебе разрешение на выезд. Они запрашивали наше ведомство, и мы им ответили, что ты не являешься носителем особо секретной информации, чем сильно их удивили. На самом деле это действительно так. Лодку, на которой ты плавал до последних дней службы, американцы знают практически досконально, и нам это известно. Хотя мы и прикидываемся, что это не так. Что касается лично тебя, то… ты извини, Михаил, – сам виноват, но ты не сознавая, что делаешь, слепил из себя идеального агента, которому очень трудно не поверить. Твои пьянки в последние годы службы, ходки на гауптвахту по причине той же пьянки, драки в офицерском клубе, связь с этой … извини… ты понимаешь, о чём я, уход со службы, твои тщетные попытки заняться бизнесом и, в конце концов, заявление в ОВИР со всеми этими дурацкими демонстрациями и лозунгами – этого больше чем достаточно, чтобы мы обратили на тебя внимание. И не только мы. – Адмирал под впечатлением только что самим им сказанного непроизвольно сменил тон с дружеского на слегка начальственно – возмущённый, но вовремя взял себя в руки и как ни в чём ни бывало продолжил: – Ты наш идеальный агент, Миша, и ты с этим будешь вынужден согласиться. Тебе не надо ничего делать и беспокоиться. Американцы сами к тебе придут и начнут настаивать на сотрудничестве… ты сразу не соглашайся, но позже… В какой-то момент ты согласишься. Просто дождись этого момента. Поиграй с ними в маятник. Помнишь обряд посвящения в подводники? «Поцелуй кувалды!»

– Неужели вы сами это помните? – Михаил удивлённо вскинул брови. Адмирал улыбнулся.

– Такое не забывается. Мне во время «посвящения» кувалда чуть по уху не заехала. В последнее мгновение увернулся. А то бы не бывать мне подводником! А уж адмиралом тем более. Вижу, что и ты помнишь. В чём там суть? – Григорий Степанович вопросительно взглянул на Мишу… Тот немного растерялся и никак не мог сообразить, что ответить адмиралу. Не дождавшись ответа, старый моряк сам ответил на свой вопрос. – Суть в том, что для того, чтобы качающаяся кувалда не выбила тебе зубы, надо выждать, увернуться и догнать её, «подарив» ей вдогонку флотский поцелуй. Так и ты – уворачивайся, хитри, уступай и только потом подари им тот самый «поцелуй»… А затем вживайся, рассказывай им всё, что знаешь, покажи себя, как аналитик – в этом тебе почти не было равных в те годы, когда ты служил, учи язык, заводи друзей… и жди. Я уверен, что твоё «лихое» прошлое – хорошая гарантия успеха. Тебя проверят, а потом поверят. Скорее всего тебе предложат работу в аналитическом отделе штаба одного из флотов США. Только виски не увлекайся. Среди их морской братии тоже немало любителей провести время за стаканчиком.

На этой фразе Миша как бы очнулся и ему захотелось что-то возразить адмиралу. Но что он мог возразить? Да! – его жизнь действительно была ничем иным, как череда необдуманных поступков, начиная с драк, пьянки и регулярных походов на гауптвахту в период службы на севере и заканчивая «возлюбленной» Светой, осуждённой в своё время за воровство. «Букет!.. бл-дь!» Иначе и не скажешь. На Мишу внезапно накатило чувство вины. Он стыдливо взглянул в глаза адмирала:

– Григорий Степанович, простите меня, пожалуйста, я больше не буду…

В этот момент он действительно сам верил, что больше никогда не будет пить и драться с кем ни попадя. Адмирал от неожиданности громко рассмеялся. Его заместитель – Валерий Павлович, который до этого момента был практически незаметен, тоже не смог сдержать смех. Отсмеявшись вволю, старый моряк вытер проступившие от смеха слёзы носовым платком с вышитыми синими нитками словами «Северный Флот». Он уловил настроение отставного подводника и с остатками улыбки на лице проговорил:

– Ну ты, Михаил, даёшь! Рассмешил, честное слово… Давай я сейчас тебя за твоё прошлое прощу, считай – простил, но только пить и хулиганить ты не перестанешь. Считай это приказом! А прощение можешь считать, если хочешь, индульгенцией… Как тебе удобнее и легче? Пойми, если ты вдруг ни с того, ни с сего станешь хорошим, то тебе никто «там» не поверит. – Григорий Степанович обратил внимание на чуть отсутствующее выражение лица своего собеседника. – Ты со мной сейчас на одной волне? Включай «аналитика» и соображай!