Мэри Симсес - Непреодолимое черничное искушение

Я теперь разглядывала пол – грубые доски с занозами и трещинами.

– Да, – сказала я. – И главный урок, который можно вынести из всего этого, такой: не жди, пока тебе исполнится восемьдесят, чтобы оглянуться на свою жизнь и задуматься, а правильный ли выбор ты сделала когда-то и какой могла бы быть твоя жизнь, если бы ты тогда приняла другое решение.

Солнце било в окна, солнечные зайчики разбегались по всему покрывалу кровати. Я думала о бабушке, о том, как она умерла – и перед смертью просила меня доставить письмо. Я представляла ее юной девушкой, под дубом вместе с Четом Каммингсом, там, на ферме. И невольно спрашивала себя – какой бы могла быть ее жизнь, если бы она осталась в Бейконе. Но удивительное дело: теперь подобная перспектива не представлялась мне такой уж однозначно гиблой и ужасной, как неделю назад. Напротив – встающие у меня перед глазами картинки были, как на подбор, полными жизни и радости. И возможностей.

Мама отвела упавшую мне на лоб прядь волос.

– Иногда я забываю, что ты уже мудрая, взрослая женщина и что я должна уважать те решения, которые ты принимаешь, даже если они не совпадают с моим мнением, – она обняла меня. – Я просто бываю очень категоричной и упрямой, Эллен… и я прошу у тебя за это прощения, – она прижала меня к себе и прошептала: – Я люблю тебя.

Я положила голову ей на плечо.

– И я люблю тебя, мам.

Мы сидели так, в окно дул легкий ветерок, он раскачивал занавески и наполнял комнату запахом моря. А где-то выбивал по дереву свою вечную песню дятел…

Когда я выехала на Дорсет-Лейн, я вжала педаль тормоза в пол и услышала, как взвизгнули шины. При виде дома Роя у меня похолодели руки и вдруг стало пусто и холодно в животе. На подъездной дорожке стоял грузовик, а вот «Ауди» исчезла. Значит, Рой уехал. Я уронила руку на руль, не в силах совладать с разочарованием, и случайно нажала на клаксон.

А может быть, он все-таки еще здесь, подумала я, ну и что, что нет «Ауди»?

Выехав на подъездную дорожку, я неловко выбралась из машины и побежала к крыльцу, взлетела по ступенькам и несколько раз сильно постучала в дверь.

– Рой, Рой, это я, Эллен! Ты дома?

Ответа не было. Только малиновка пела где-то в поле за домом.

– Рой, открой, пожалуйста. Ты дома? Рой! Ро-о-ой!

– Он уехал из города.

Резко обернувшись, я увидела соседку Роя, стоящую в футе от крыльца. Она была в розовом спортивном костюме, а в руках держала гантели.

– Я как раз совершаю пробежку, – сообщила она мне, слегка запыхавшись. – Обычно пробегаю две мили в день.

Я подошла к краю крыльца.

– Что вы сказали? Он уехал?

– Да, где-то с полчаса назад. На пару недель уехал, – она наклонилась, чтобы поправить шнурки розовых кроссовок. – Я позабочусь о его коте, мистере Пудди, – она выпрямилась. – Знаете, он очень расстраивается и мяукает, как будто плачет, когда остается один, но со мной ему хорошо. Рой говорит, у меня прямо волшебный дар, – она подняла гантели и побежала по лужайке на улицу. – Увидимся.

– Да, увидимся, – машинально ответила я.

Набежавшее облако закрыло солнце, по траве пролетел резкий порыв ветра. Я медленно пошла к машине.

Соседка, которая была уже в паре домов от меня, обернулась и крикнула:

– Кажется, вы разбили ему сердце!

И унеслась.

Мне нечего было ответить. Когда я села в машину, глаза у меня защипало. Я взглянула на дом Роя последний раз – на окна, в которые я кричала «мистер Каммингс, эй, мистер Каммингс!», на лестницу сбоку, на лавочку, где мы сидели с Роем и читали письмо бабушки…

А потом я настроила навигатор на Манхэттен.

Я уже почти свернула с Бидвелл-роуд на Роуд 20, ведущую к хайвею, как вдруг вспомнила, что не сделала для своей бабушки еще одну вещь. А может быть – не для бабушки. Может быть – для себя.

Мне нужно было бросить ее письмо в океан. Рой правильно сказал: нужно было покончить с этим и двигаться дальше. Может быть, именно так у меня и получится сделать это.

Я развернулась и поехала обратно в город.

Минут через десять я уже была на подъезде к городу, показался океан. Соленый воздух наполнил машину, а я восторгалась кобальтовой синью воды и белыми пушистыми меренгами – барашками на верхушках волн, и прозрачным небом, в котором кружили чайки, и думала о том, как все это можно было бы красиво снять.

Я ехала по дороге между пляжем и магазинами, мимо закусочной «Три пенни», мимо «Тиндалл и Гриффин» и галантереи, мимо того места, где когда-то располагалась кондитерская «Черничное искушение», запечатленная на бабушкиной картине. Проехав через весь город, я наконец, добралась до поворота на Пейджет-стрит – где строился новый дом.