Александр Махнёв - Люди и судьбы

На лицах людей вновь появились улыбки, вновь слышны музыка, песни. Во дворах зашумела ребятня. Весело зазвенели трамваи, обыденный и обязательный атрибут Ленинграда. С 1946 года продолжилось строительство метро. Открываются новые магазины. Женщины сняли наконец привычные бушлаты и полушубки. Всё больше и больше мужчин появляется в городе – это возвращаются домой ленинградцы-фронтовики, подтянутые, улыбчивые, с орденами и медалями, в военных гимнастёрках.

Сестрички по-прежнему вместе. Лёля работает в магазине. Иришка трудится вместе с Диной, готовится поступить в институт. Вернулись с войны Маша и Паня, обе с медалями, рано повзрослевшие, возмужавшие. И они включились в мирную жизнь трудового Ленинграда.

Война не пощадила их семью. Пришли похоронки на обоих братьев, Александр погиб ещё в первых боях под Ленинградом, где-то далеко на западе пал смертью храбрых их Прохор. Погиб Лёлин муж. Дружок Иришки, Серёжка, также не вернулся с войны. Не стало мужчин в их семье. Горько осознавать и чувствовать любые потери, а здесь родные, близкие сердцу люди, и ты их больше не увидишь. Горько было всё это понимать, очень горько. Но так уж получилось.

Героиня моего повествования Дина, так же как и её любимый город, росла и менялась. В сорок шестом повстречала она свою любовь, красавца, молодого офицера, орденоносца, фронтовика. Молодая семья уехала в Беларусь, к новому месту службы мужа. Но в Ленинград, к родным людям, с кем делила крохи хлеба в блокаду, она обязательно приезжает. Приезжает уже не одна, с мужем и детишками, и обязательно бродят они по улочкам родного Выборгского района, восхищаются и радуются красоте родного теперь уже Санкт-Петербурга.

Прошлым стала та страшная блокада. И в Питере ныне о войне напоминают лишь обелиски и памятники да мемориальные надписи: «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна». Но как бы ни менялась жизнь людей, оборону своего города они помнили и помнят всегда. В дни Великой Победы, в дни снятия блокады весь город в цветах. В эти дни на лицах людей слёзы радости вперемешку с горечью слёз в память о погибших и умерших блокадниках.

Подрастает молодёжь, растёт она вместе с родным городом на Неве. И это новое поколение, не знающее ужасов войны, но помнящее историю своего города, любящее его, гордится Ленинградом, гордится своим прошлым. Эти молодые люди не дадут повториться ужасам прошлого. Своим трудом, своими руками создадут новую, ещё более прекрасную жизнь, новую историю, в которой не будет места войне.

Вот они лежат передо мной, его солдатские письма, письма с войны, той, которую называют – Великая Отечественная. Письма Саши. Девять аккуратно сложенных в конвертик, пожелтевших от времени тетрадных листов бумаги. Они потёрты по углам, карандаш выцвел, текст, штамп почты, военной цензуры практически обесцвечены. Но даже спустя семьдесят один год письма можно читать.

Я их, эти девять писем, перечитал все, и не один раз. И каждый раз чего-то ждал от прочтения. Ждал с нетерпением, интересом, волнением, с каким-то необъяснимым чувством тревоги. Ждал. Всё же более семидесяти лет прошло.

Кто он, этот парень? Что он чувствовал, когда в дребезжащем вагоне, склоняясь над старенькой школьной тетрадкой, писал эти короткие строки? Что он думал, о чём мечтал, к чему стремился? Я вновь и вновь их перечитывал. Однако, как бы мне ни хотелось, не было ничего необычного в его письмах, и ничего героического в них тоже нет. Так, вполне земные и простые вещи.

«Дорогобуж. Дня 28.08.1944 г. Здравствуйте дорогие!!! Сегодня в день православного нашего великого праздника я пишу до вас, уже не помню которое письмо. Вы наверное этот праздник проводите вольно, бо уж наверное окончилась самая горячая уборка…» [8]

Лето, август. Всего несколько недель его нет рядом с ними. О чём он мог думать? Он, восемнадцатилетний мальчишка, видевший в этой жизни лишь свою деревню, свой двор, домашнюю работу и изредка наезжающих из района гостей. О чём он мог мечтать?

Когда он родился, их деревенька была под Польшей. В тридцать девятом пришла советская власть. Но что менялось для него, для его семьи, соседских пацанов и девчонок? Да ничего! Около двух десятков дворов, вокруг бедность и труд, адский крестьянский труд. Мальчуганы, едва родившись, уже знали, чем им в хозяйстве заниматься. Малышки с пяти лет с недетским мастерством доили коров, стирали и вешали сушиться бельё. В деревне практически всё держалось на женских и детских руках.