Андрей Аствацатуров - Осень в карманах

Гвоздев мечтательно вздохнул:

– Короче, выгнала, сука, и заметьте, мужики, без всяких объяснений. Типа – любовь любовью, а с дисциплиной строго – кальвинизм. Ну а я… чего мне? Взял и перебрался в Париж. Этот Париж, знаете, как-то лечит, я сразу понял, да и художников во Франции уважают.

Он вдруг тревожно огляделся и поморщился:

– Я не понял, почему нам счет не несут?! Эй, мужчина, девушки! Кто там у вас?! Счет можно?!

Ему что-то ответили из дальнего угла кафе – я не расслышал.

– Что значит сейчас?! – загремел Гвоздев. – Уже черт знает сколько времени прошло!

– Лёнь, успокойся, – попросил Погребняк.

Гвоздев отмахнулся:

– Да меня тут знают, – и вдруг что есть силы закричал на весь зал: – Если сейчас же не принесете счет, я вам тут всё обоссу!

Он нахмурился и замолчал.

Это была его любимая фраза – «я вам сейчас тут всё обоссу!». Гвоздев всегда ее произносил, когда кто-нибудь из агентов, кураторов, галерейщиков, друзей-художников или подруг отказывался выполнить его просьбу. Фраза «я вам сейчас тут всё обоссу» выполняла в его жизни роль волшебного слова и решала практически любую проблему, даже самую сложную. Так произошло и на этот раз: официант явился тотчас же, и даже не явился, а прямо-таки подбежал, держа в руках счет. Помню, когда я его увидел с листиком на подносе, я решил, что мне в самом деле пора уже начать брать пример с Гвоздева и произносить это заклинание «я вам сейчас тут всё обоссу» везде, где только можно. Вот, к примеру, заходишь к начальнику, который отказывается платить деньги. Сначала уговариваешь его по-хорошему, а потом говоришь:

– Не хотите платить? Ладно… Раз так – я вам тогда тут всё обоссу!

Или в магазине – кассирше, если тебя обсчитали:

– Лучше верните деньги! А то я вам тут всё обоссу!

Или если тебе нахамили в сберкассе:

– Не надо мне хамить, женщина! Будете хамить – я вам тут всё обоссу!

Можно для пущей убедительности начать расстегивать штаны.

Мне кажется, у нас в России, и даже кое-где в Европе, это самый верный способ добиться своего. Люди, конечно, понимают, что они могут привлечь вас к ответственности, вызвать полицию, но подтирать-то ваше ссаньё всё равно придется им. А кому это охота?

– Короче, Сашуня, за тебя! – Гвоздев поднял рюмку, мы выпили, и он воодушевленно продолжил: – Мужики, да я не понтуюсь там про Париж, поймите, я бы даже здесь жил. Мне нормально. Только уж больно много тут гандонов и слишком мало денег. Да вы ж помните, мне тут при СССР работать не давали…

– Мужики!

Оборачиваюсь на голос и вижу, как из разноцветной толпы машет рукой Гвоздев. На нем бежевое пальто, расстегнутое, и красный шарф, аккуратно завязанный петлей. (Смотри-ка, что Париж с людьми делает!)

Через секунду мы уже обнимаемся.

– Худые какие! Сашка! Андрюха!

Гвоздев то меня, то Погребняка поочередно трясет за плечи. От него сильно пахнет водочным перегаром.

– Ничего-ничего, – приговаривает он. – Мы вас обоих тут в три дня живо раскормим!

– Зато ты, дорогой, рожу наел, – смеется Погребняк.

– Это точно, морда – во! – Гвоздев показывает руками. – Как пристрелочный щит. Мужики, вещей много?

Я замечаю, что Гвоздев в самом деле сильно располнел.

– Извиняюсь, что опоздал… Только это? Давай сюда, Андрюха. Мы вчера с Эленкой накидались в честь вашего приезда.

– Эленка, – поясняет мне Погребняк, – это жена этого клоуна. Лёня, скажи, а чего вы именно вчера накидались, а? Чего не год назад?

Но Гвоздев никак не реагирует.

– Вчера, прикиньте, мужики, – начинает он рассказывать, – закупился как следует в супермаркете… ну и понеслась, короче… не удержался на радостях… Блин, мужики, ну, как же я рад!

Конечно, это всегда приятно узнать, что есть на свете люди, которые тебе рады. Рады, что ты еще жив, что не сдох, не заболел, не спился и даже куда-то приехал. Хотя, с другой стороны, говорю я себе, Гвоздев всегда найдет, чему порадоваться. Картине Пауля Клее, бутылке водки, пятерке, которую его племянник получил по математике, пирожку, сигарете. И если бы мы не приехали, он бы все равно обрадовался.

Я начинаю разглядывать Гвоздева с интересом. За те пять лет, что мы не виделись, он ничуть не изменился. Те же узкие татарские глаза под толстыми линзами очков. Темные волосы, нечесаные, спутанные, будто назло парикмахеру, всклокоченная борода, красная разваренная физиономия. Это, наверное, она такая из-за водки. Я давно стал замечать, что у нас, в России, от водки худеют, алкоголически вваливаются, а тут у них, наоборот, раздуваются во все стороны, причем как-то безобразно, по-жабьи. Или это мне только кажется?