Джозеф О'Коннор - Ковбои и индейцы

— В своей жизни она видела много горя, Эдди, — сказал он.

— Что случилось? Она не заболела? С ней все в порядке?

Мистер Патель обернулся к нему.

— Да, конечно, — улыбнулся он. — Не поймите меня превратно. С ней все в порядке. Безусловно. — Красивое лицо мистера Пателя озарилось улыбкой, он схватил Эдди за руки. — С ней все хорошо! — Он снова засмеялся. — Но неужели вы ничего не знаете?!!

Да нет же, повторил Эдди, он вправду ничего не знает.

— Она вышла замуж, Эдди! Наша малышка Марион замужем.

У Эдди перехватило дыхание, будто от резкого удара в живот.

— Она вернулась в Ирландию. Я был уверен, что вы знаете. Она говорила, что пыталась с вами связаться. Том Кланси. Парень из ее родного городка, учился на священника, но бросил учебу. Марион снова встретилась с ним вскоре после вашего исчезновения. Она была так расстроена, когда вы ушли, поэтому мы отправили ее домой, чтобы отдохнула недельку-другую. А потом она позвонила. Теперь она живет там и очень счастлива. Мы с миссис П. ездили на свадьбу. У ее мужа небольшой бизнес там, в городе. Закусочная. Мы познакомились с ее отцом. Какой персонаж!

— Да, — хрипло выговорил Эдди. — У него нет носа.

— Верно, — кивнул мистер Патель, — так и есть. Он очень хорошо отзывался о вас, Эдди. И вообще, все очень сожалели, что вы не смогли приехать на церемонию.

— Вы правда встречались с ее отцом? — спросил Эдди.

— Да, — подтвердил мистер Патель. — Конечно, в прошлом у них с Марион были кой-какие трения, печально, но факт, однако ж в принципе он человек хороший, и сейчас отношения у них налаживаются. Оба стараются понять друг друга. Марион живет на той же улице, и скоро у нее будет ребенок.

Ноги у Эдди стали вдруг как ватные.

— До чего же красивая страна, Эдди. Я никогда в жизни не видел таких закатов. Никогда. А эти величественные горы…

На Эдди накатила дурнота. Он оперся о стойку растопыренными пальцами, стараясь удержаться на ногах.

Мистер Патель перестал рассказывать о низеньких каменных стенках, об уютных домиках, о глубоких синих озерах и об огромном дружелюбии простых людей. Он заметил, что Эдди неважно выглядит, и предложил ему выпить. Эдди не мог вымолвить ни слова. Одним глотком осушил стакан — виски обожгло горло, из глаз брызнули слезы. Мистер Патель вызвался спеть ирландскую песню, чтобы взбодрить его, и затянул, дирижируя сам себе:

Мистер Патель умолк, прекрасные глаза подернулись мечтательностью.

— Красивая страна, — вздохнул он, печально качая головой, — и так жаль… История. До чего же все печально.

Тишину вновь разорвал телефонный звонок.

— Вы не согласны, Эдди? Вам не кажется, что это очень печально? Все, что там происходит?

— О чем вы? — с трудом выдавил Эдди.

— Ну, обо всем, что вы причиняете друг другу, — пояснил мистер Патель.

— Ах, вот вы о чем.

Да, сказал Эдди, это вправду очень печально, но мистер Патель уже снял телефонную трубку и потому пропустил слова Эдди мимо ушей. Потом с удивленным выражением лица протянул трубку Эдди.

— Эдди Вираго! — послышалось сквозь треск помех. — Я уже который месяц пытаюсь связаться с тобой, старый хитрый пес! Это Киеран Кейси… По поводу студенческого займа. Мне придется завести на тебя дело, Эдди, хе-хе-хе! Будь осторожен, Эдди, иначе я выйду на тропу войны и сниму с твоей башки скальп вместе с этим петушьим гребнем!

Когда мать открыла Эдди дверь, в первую минуту он ее не узнал.

На ней были модные джинсы «Ливайз» и теплая белая кофта с черно-белой аппликацией — фигуркой ковбоя. Волосы были изящно подстрижены и выкрашены в непривычный золотисто-рыжий цвет, отчего она казалась моложе и красивее, чем запомнилось Эдди (если ирландцу пристало говорить так о матери). С виду этакая певица кантри из Теннесси, а не бывшая жена дублинского банковского служащего. Судя по всему, она тоже удивилась, увидев Эдди, и в первые мгновения не могла произнести ни слова, поскольку, открывая дверь, что-то жевала, — только широко распахнула глаза и радостно всплеснула руками. А едва Эдди переступил порог, она расплакалась.

— Дай мне на тебя посмотреть, — сквозь слезы твердила она.

Прихожая маленького домика была чистенькая и белая, вдоль лестницы на серой стене висели прямоугольнички акварелей. Из кухни наплывал запах теплого хлеба и чеснока. Мать обняла Эдди, и он тоже заплакал, крепко обнял ее и отпустил, только когда в прихожую неторопливо вышел широкоплечий здоровяк. На лице у него читалось обеспокоенное любопытство. Эддина мать босиком на полу, выложенном мелкой черно-белой плиткой; ногти у нее на ногах розовели светлым лаком.