Карлос Фуэнтес - Избранное

Особняк на Спуске к саду Морелоса был местом, где часто устраивались праздничные торжества. Пепе Себальос, сын своей матери, любил веселую суматоху, выстрелы пробок, звуки скрипок и шуршанье шелковых юбок. На этих вечерах, которые в те годы были предметом самых оживленных толков, Гильермина создавала контрастный тон подчеркнутой аристократичности. В каменном особняке встречались лучшие семьи города, принадлежавшие к административным кругам, к горной промышленности и крупной коммерции, семьи, начинавшие обогащаться на производстве хлопка и муки, шерсти и кожи. В большой гостиной на третьем этаже, стиль которой, старинный, в местном вкусе, сменила на рубеже века обстановка во французском духе, квартет играл вальсы Иоганна Штрауса, Хувентино Росаса 21и Рикардо Кастро 22, сновали слуги с подносами и даже завязывались политические дискуссии. Обычно образовывались две группы: группа чиновников, коммерсантов и горнопромышленников - сторонники большинства, одобрявшие политику Диаса во всех областях, и группа новых предпринимателей, требовавших кое-каких изменений и большей свободы, людей новых, окружавших президента, которого обе группы уважали и считали незаменимым человеком. Недавно появившийся коммерсант дон Хосе Луис Регулес красовался на этих вечерах весьма недолго: стоило ему однажды, подмигнув стального цвета глазками, заметить, что необходимо, мол, поддержать мелких собственников и покончить с латифундиями, как двери парадной гостиной, если не торговых заведений, для него захлопнулись. Устраивались также время от времени детские праздники для двоих детей. Старшего, Родольфо, прочили в адвокаты. Пепе уже позаботился заранее записать его в католическую школу юриспруденции на 1912 год. Дочку донья Гильермина надеялась выдать замуж, как только той исполнится восемнадцать, и, тоже загодя, как и супруг, готовила в женихи юного Балькарселя дель Мораль, единственного наследника из другой богатой семьи города.

Однажды ночью 1910 года Гильермину известили, что ее муж - такой румяный, такой здоровяк - заболел тяжелой горячкой в соседнем с Леоном селении. Три дня подряд он объезжал верхом свое поместье, и в одну из ночей его захватил в пути сильный ливень. Пепе Себальос умирал от воспаления легких и так сильно бредил, что нечего было и думать перевозить его из грязной глинобитной хижины, где он лежал. Чопорная супруга выехала к нему, но застала лишь погасшие костры, вокруг которых спали пеоны, ржущих спозаранку лошадей и труп Пепе. Патриархи семьи Себальосов, по-видимому, взяли себе привычку умирать в исторические даты: шла третья неделя ноября, и вскоре во всей округе стало известно, что в этот же день в Пуэбле был убит Акилес Сердан 23.

Едва разошлись участники похоронной процессии, возглавляемой одетыми в траур Гильерминой с двумя детьми, как к вдове подошел Панфило и сказал, что она может рассчитывать во всем на него как на ближайшего родственника. При выходе с муниципального кладбища Гильермина остановилась, глядя на открывающуюся оттуда черно-лилово-зеленую панораму, заполненную горами, церквами и долинами. Направляясь к черной карете, она подумала, что от советов еле прозябающего торговца тканями будет мало проку. Ей надо было надеяться только на собственную голову, чтобы разрешить вопросы управления имуществом, возникшие после смерти Пепе. Отчасти она испытывала облегчение. Удар этот в какой-то мере возвращал ее в прежнее состояние тоски по былому, которое было ей приятно. Она взяла за руки Родольфо и Асунсьон, все сели в карету и спустились к центру города.

Гильермина приняла несколько решений: продать рудники за хорошую цену, которую предлагали английские компаньоны 11епе, поручить надзор за землями управляющему, выдать дочь замуж в пятнадцать лет и подготовить Родольфо к тому, чтобы он в будущем, сменив отца, сам вел хозяйство. С радостью совершила она продажу - она ничего не смыслила в рудниках, разработка которых, потогонная, жестокая, нередко преступная, положила начало богатству ее предков, этих грубых,, беспощадных мужчин с плетью в руке и кинжалом наготове. Теперь Гильермина стала только землевладелицей, это выглядело более аристократично. Словно из грязи она вышла на мостовую. Она отменила план будущего обучения Родольфо - он помещик, и этого достаточно. Но если для нее были непонятны бурные события Революции, еще более непонятен оказался характер сына. Можно было подумать, что андалуска донья Маргарита ожила и воплотилась, самым явным и нежелательным образом, в физическом и духовном облике своего внука. Трудно было бы сыскать более беспечного человека, чем этот Родольфо, он же Фито, Себальос, и более не способного четко и аккуратно управлять большим поместьем.