Джанет Уинтерсон: Разрыв во времени

Я не знаю, где Бог, но мне кажется, что Бог знает, где я. У него есть первый в мире навигатор с функцией поиска. Найти Паста.

Паст – это я.

Мы живем вдвоем с сыном Кло. Ему двадцать лет. Он родился здесь. Его мать была из Канады, ее родители – из Индии. Я прибыл сюда на невольничьем корабле – ну, не я лично, а мои гены, в которые вписана Африка. И вот мы здесь, в Новой Богемии, бывшей французской колонии. Сахарные плантации, колониальные особняки, ужас и красота, слитые воедино. Кованые балюстрады, столь любимые туристами. Здания восемнадцатого века, покрашенные розовой, желтой или голубой краской. Деревянные рамы магазинных витрин. Аллеи с темными дверными проемами, что ведут к проституткам.

Есть и река. Широкая, словно будущее, каким оно было раньше. Есть и музыка: всегда где-то поет женский голос, старик играет на банджо. Может быть, просто парочка погремушек в руках девчонки за кассой. Может быть, скрипка, напоминающая о маме. Может быть, песня, что рождает желание забыть. Что есть память на самом деле, как не мучительное прекословие с прошлым?

Я где-то читал, что каждые семь лет человеческий организм полностью обновляется. Все до единой клетки. Даже кости отстраивают себя заново, как кораллы. Так почему же мы помним все, что должно было пройти и забыться? Какой смысл в наших шрамах и унижениях? Какой смысл помнить старые добрые времена, когда их больше нет? Я люблю тебя. Я по тебе страшно скучаю. Тебя уже нет.

– Паст! Паст?

Это пастор. Да, спасибо, у меня все хорошо. Да, ночка выдалась еще та. Божий суд над миллионом людских преступлений. Верит ли в это сам пастор? Нет, он не верит. Он верит в глобальное потепление. Господу незачем нас наказывать. Мы наказываем себя сами. Вот почему мы нуждаемся в прощении. Люди не знают, что такое прощение. «Прощение» такое же слово, как «тигр»: есть видеозаписи с тиграми, их существование доказано, но лишь немногие люди видели тигра вблизи, в дикой природе, и осознали, что он существует на самом деле.

Я никогда не прощу себе то, что я сделал…

Однажды ночью, поздней, глубокой ночью, в мертвый час – его не зря так называют – я задушил свою жену на больничной койке. Она была слабой. Я – сильным. Она лежала, подключенная к аппарату искусственного дыхания. Я снял маску с ее лица, зажал ей рот и нос двумя руками и взмолился Иисусу, чтобы он забрал ее на небеса. Он услышал мою молитву.

Монитор запищал. Я знал, что уже очень скоро в палату придут. Меня не волновало, что будет со мной. Но никто не пришел. Пришлось идти самому и кого-то искать. Медсестер было мало, а пациентов чересчур много. Они не знали, кого винить, хотя я уверен, что подозревали меня. Мы накрыли ее простыней, а потом пришел врач и записал в карте: «Остановка дыхания».

Я не жалею о том, что сделал, но никогда себе этого не прощу. Я поступил правильно, но это было неправильно.

– Вы поступили неправильно, но из правильных побуждений, – сказал пастор. Тут я с ним не согласен. Со стороны, может быть, покажется, что мы просто играем словами, однако разница есть. Он имел в виду, что отбирать у человека жизнь – это неправильно, но я отобрал жизнь жены, чтобы избавить ее от страданий. А я был уверен, что имел право лишить ее жизни. Мы были муж и жена. Единая плоть. Но мои побуждения были неправильные, и вскоре я это понял. Я убил жену не для того, чтобы она не страдала; я убил ее, чтобы не страдать самому.

– Хватит думать об этом, Паст, – говорит пастор.

Я вернулся домой из церкви. Сын смотрел телевизор. Малышка не спала. Она тихонько лежала, глядя в потолок, где свет из окна прочертил полоски теней от жалюзи. Я взял ее на руки, вышел на улицу и понес в больницу. Она была теплой и очень легкой. Легче, чем был мой сын, когда только родился. Мы с женой только-только перебрались в Новую Богемию. Мы верили в мир, в Бога, в будущее, в любовь, и, самое главное, мы верили друг в друга.

Шагая по улице и прижимая к себе малышку, я провалился в дыру во времени, где два разных потока сливаются воедино. Моя спина распрямилась, шаг сделался легче. Я был молодым человеком, женатым на красивой девушке, и вдруг мы с ней стали родителями.

– Придерживай маленькому головку, – сказала она, когда я нес его на руках. Новая жизнь у меня в объятиях.

Всю неделю после его рождения мы с женой не вставали с постели. Мы спали и ели в кровати, а наш ребенок лежал между нами. Всю неделю мы просто смотрели на него и никак не могли налюбоваться. Мы его сотворили. Без образования и опыта, без университетских дипломов и научных бюджетов, мы сотворили человеческое существо. Что это за безумный, отчаянный мир, где мы творим человеческие существа?