Array Шэнь Жун - Царь-дерево

— Не надо было говорить Лао Вэю, что я собираюсь уехать.

— Почему?

— Ведь это он пригласил меня в ансамбль и теперь будет переживать. А что дела плохи, не его вина.

Лао Вэй готов был заплакать. До чего же умна эта девочка. Это из-за него она не смогла стать настоящей актрисой. Эх, тут дело не только в деньгах! Куда важнее человек!

Лао Сун увел Лао Вэя подальше, где не было ни души и тускло горела одна-единственная лампочка.

— Лао Вэй, мне стало известно, что ансамбль собираются распускать.

— Кто сказал? — Сердце у Лао Вэя сжалось. Весь день мучившая его неотвязная мысль, лишившая его покоя и державшая его в напряжении, от которого он так устал, была четко выражена в нескольких словах. У Лао Вэя все поплыло перед глазами, он едва стоял на ногах, в душе ругая себя: «Бесталанный».

— Информация надежная. Сомнений не вызывает. Муж сестры Цзинь Жун, меццо-сопрано, служит в отделе культуры.

— Распускают? — тупо повторил Лао Вэй.

— Говорят, мы для них — тяжкая ноша, они устали ее нести и решили избавиться.

— Ноша, — эхом отозвался Лао Вэй, который не видел выхода из положения.

— Сейчас все только об этом и говорят.

— А откуда узнали?

— И у стен есть уши. Надо что-то придумать, поддержать настроение зрителей. Эти пятнадцать выступлений мы должны дать во что бы то ни стало, хоть немного заработать. Потом связаться с отделом культуры и попытаться исправить положение.

— Я подведу итоги работы за истекший период и пойду к начальнику отдела с докладом, — решительно произнес Лао Вэй, уверенность помощника придала ему силы.

Лао Сун презрительно усмехнулся:

— Кому нужен твой доклад? Сейчас главное — действовать. Прежде всего необходимо сократить штаты, убрать тех, кто ничего не делает, только получает деньги, всех до единого, разделить ансамбль на две группы: одна — выступает, другая — репетирует, за год можно дать четыреста выступлений. Надо использовать сценарии молодых, в Цзянси, я слышал, кто-то написал сценарий по детективам Шерлока Холмса и Агаты Кристи. В случае необходимости заявим в отделе культуры, что во второй половине этого года перейдем на самофинансирование. А там видно будет, сейчас главное — сохранить ансамбль, чего бы это ни стоило.

Лао Сун, несмотря на волнение, излагал свои планы, объяснял все четко и конструктивно — настоящий деловой человек.

— Верно, верно, очень хорошо! — Лао Вэй со всем соглашался. Он так был признателен Лао Суну, так признателен! Долго жал ему руку, а сам думал, если им удастся сейчас удержаться, что будет дальше с ансамблем? Пусть хоть с сотней девиц заводит шашни и говорит при этом, что отношения у них не любовные, только бы спас ансамбль!

— Пойдем! — Лао Сун решительно вошел в боковую дверь, Лао Вэй — за ним. На душе у него стало спокойнее. Мысли пришли в порядок. Туман перед глазами рассеялся, засияло солнце. Зачем так волноваться? Не все еще потеряно. Можно найти выход. У него прекрасный помощник — его правая и левая рука.

Шла массовая сцена радости и веселья — встреча после разлуки, — хор исполнял заключительную песню. Последние аккорды. Зрители постепенно покидали свои места, направляясь к выходу, чтобы не толкаться, когда кончится представление. А Лао Вэй и Лао Сун как раз попали в самую толчею. Вернуться к служебному входу уже не было никакой возможности, и они с трудом пробирались к сцене сквозь людской поток, двигавшийся им навстречу. Все было забито — и проходы, и вестибюль. Лао Сун, работая своими могучими плечами, прокладывал дорогу, Лао Вэй, лавируя, шел за ним. Они хотели посмотреть, кого больше всех вызывают зрители, кто выходит на сцену кланяться.

За кулисами, где только что было пусто, оказалось полно народу. Откуда они взялись? Собирались группками, говорили все разом, шумели, ничего нельзя было понять. Лишь одно слово звучало отчетливо, витая над толпой: «распускают»…

Увидев Лао Вэя и Лао Суна, все кинулись к ним, но в гуле голосов снова ничего невозможно было разобрать, кроме этого злополучного «распускают». Лао Вэй смешался и невольно поднял руку, словно защищаясь от удара, это всех насмешило, и обстановка немного разрядилась. Но тут появились оркестранты, и слово «распускают» зазвучало с новой силой, резанув слух. Лао Вэй оглянулся, посмотрел на Лао Суна, как бы ища спасения, да так и застыл на месте. Лао Суна было не узнать. Куда девались его тревога, волнение, озабоченность? Лицо его приняло обычное выражение, спокойное, безмятежное, в уголках рта играла ироничная улыбка. Он поковырял спичкой в ухе, подождал, пока стихнет шум, вытащил спичку, повертел в пальцах и произнес: