Array Шэнь Жун - Царь-дерево

— А у тебя что важное случилось?

Е Фан помолчала и, понизив голос, произнесла:

— Маленькая Цзе сказала мне, что у нее уже есть парень и что она желает нам…

Девушка взглянула на Лю Сыцзя и вдруг заплакала. Он смутился, дрогнул под напором этой искренности, способной расплавить даже камни, и начал ерошить себе волосы.

— Е, ты ко мне так относишься, что я не могу скрыть от тебя правду. У маленькой Цзе никого нет, но меня она не любит, да и я не собираюсь гоняться за ней, я ей не пара. Я очень скверный человек, ты не понимаешь меня. Хэ Шунь скверен снаружи, а я изнутри. И ненавижу всех, кто во мне разобрался. Такие люди, как я, не могут любить и сами недостойны любви. Я боюсь, что со мной ты не будешь счастлива!

Е Фан в гневе бросилась к нему на грудь и, обливаясь слезами, застучала кулачками по его плечам. Лю Сыцзя стоял не шелохнувшись, как деревянный. В раздевалку вошла Цзе Цзин. Увидев такую картину, она отвернулась и сказала:

— Лю Сыцзя, я написала жалобу на руководителей бензохранилища. Посмотри и, если согласен, распишись. Ты ведь главный, кто их спасал. А если не согласишься, я одна подпишу.

— Жалобу? — переспросил парень, легонько отстранив от себя Е Фан. Он взял бумагу, пробежал ее глазами и восхищенно взглянул на Цзе Цзин: эта девушка придумала способ похлеще, чем его торговля лепешками. Оба они добиваются одного и того же, но она избрала верный, естественный путь. Это не только поставит на место руководителей бензохранилища, но и вооружит против них закон, общественное мнение, заставит их перестроиться. Лю Сыцзя, ни секунды не колеблясь, подписал жалобу и прибавил: — Я полностью согласен. Мне тоже хотелось высмеять этих бездельников.

— Высмеивать таких людей мало. Жизнь ведь не игрушка, а над серьезными вещами нечего все время посмеиваться!

Цзе Цзин взяла жалобу из рук Сыцзя и протянула Е Фан, как бы показывая, что она уважает подругу, считается с ее мнением. Е Фан ничего не сказала, но в душе была очень благодарна за это.

— Давай сделаем так, — продолжала Цзе Цзин. — Когда они придут, дадим эту жалобу им почитать — незачем их обманывать. А когда они насладятся, пусть расхваливают нас, премируют — мы все примем. Правда есть правда, от нее отказываться нечего. Что скажешь?

— Скажу, что придумано неплохо. Я ведь лепешками со зла торговал, собирался задеть начальство, заставить его вызвать меня для серьезного разговора или хотя бы торговать научить. Наши руководители слишком закоснели, а косные, неповоротливые люди с заводом не управятся. В прошлом месяце стальные болванки стоили по триста семьдесят пять юаней за тонну, так прошляпили, не продали, а в этом месяце уже только триста пятьдесят юаней за тонну дают, и не продавать нельзя. На складе скопилось больше двух тысяч тонн стали, а деньги для зарплаты берем в долг. Нас, транспортников, не проведешь. Если не следить за конъюнктурой, не уметь продукцию превращать в деньги, не понимать законов рынка, не расширять оборот, то всю шахматную партию можно проиграть…

Цзе Цзин слушала его с изумлением. Оказывается, этот Лю Сыцзя — настоящая драгоценность, во время своих рейсов он сумел увидеть и понять экономическое положение всего завода. Она-то занималась в основном автоколонной и не думала, что может взглянуть на жизнь еще шире.

— Если у тебя так много идей, почему ты не поделишься ими с секретарем парткома или директором? — спросила девушка.

— Это вы, партийные активисты, постоянно бегаете с разными мнениями к руководству да советуетесь с коллективом, а у нас, простых людей, есть свои способы выражения…

— Ладно, тогда останемся потом с секретарем парткома, ты ему все и выскажешь.

— Я не это имел в виду.

— Товарищ Цзе, Лю Сыцзя! — крикнул кто-то снаружи.

— Идем, они пришли, — сказала Цзе Цзин.

Е Фан вдруг подскочила к Сыцзя и начала срывать с него галстук и пиджак:

— Раз не успел переодеться, пойдешь в одной рубашке. И смотри, темные очки не вздумай напялить!

Лю Сыцзя засмеялся и вслед за Цзе Цзин вышел из раздевалки, напевая на ходу:

Перевод Г. Ткаченко