Фэн Цзицай - Повести и рассказы

Время от времени я бывал в этой квартире. Друзей у него почти не было, и ему было нелегко. Те бутылки с горячей водой, которыми мы грелись, были стеклянными капельницами из-под глюкозы, принесенными мною из больницы. Они не лопались от кипятка. Внешне он выглядел бодрым, но я всегда беспокоился за него. Почему, я тогда и сам не знал. Однажды я сказал, что он мог бы принять участие в каком-нибудь мероприятии, скажем в художественной выставке. На самом деле я ни разу не видел эти выставки, а то, что видел в газетах, я не считал живописью. Такие неубедительные для меня самого советы, конечно, успеха не имели.

Картины за окном стали чаще меняться. Унылый осенний пейзаж сменялся картиной облачного дня, освещаемого разрядами молний. Во время футяня, самого жаркого периода лета, его комната превращалась в парилку, где можно находиться только голым, все вещи пропитывались стойким запахом пота. Тогда в окне появлялись удивительные сверкающие снежинки или бескрайние дикие снежные просторы.

— В твоем окне времена года меняются в противоположном природе порядке.

— Нет, это времена года моей души.

— Антиреализм?

— Существует еще один вид реализма — внутренний реализм.

— Говорят, что жизнь — стремление к реальности, искусство — стремление к двум видам реальности; так ли это?

— Да, две реальности, две истины!

— Прекрасно! У меня нет такого исполняющего мои желания окна. То, чего не хватает в жизни, ты сам себе даешь.

— Нет, нет, это она дает мне то, чего у меня нет.

Однажды, постучав в его дверь, я услышал, что он с кем-то разговаривает. Такого еще не бывало. Я никогда не встречал у него посторонних.

— Дорогая моя, ты всегда со мной. Я спою тебе песенку… А-а…

Что это? Слова любви, бред сумасшедшего?

— А, это ты.

Он открыл дверь и впустил меня. В комнате, кроме него, никого не было. И тут я увидел лежащую на карнизе большую пеструю кошку, которая смотрела внутрь, через стекло. В каком бы месте я ни останавливался, ее большие детские глаза все время смотрели на меня. Я не удивился. Я знал, что если на портрете глаза человека изобразить прямо по центру, то получается такой эффект. Вот с кем он разговаривал.

— Это здорово. Не надо кормить и не убежит. Жаль, что не может мяукать. — Я засмеялся. — Ци Байши на своей картине сделал надпись: «К сожалению, молчит».

— Мяу-мяу.

Я вздрогнул, оказывается, это Юй мяукал. Мы оба расхохотались. Он смеялся и продолжал мяукать, смеялся до тех пор, пока не перехватило дыхание и он уже не мог издать ни звука. Вдруг он резко оборвал смех и серьезно сказал:

— На самом деле она всегда мяукает. Но слышу ее только я.

Он говорил очень тихо, как бы пытаясь удержать и не высказать что-то очень горькое. Я молчал, не отвечал ему, боясь, что эти горькие воспоминания вырвутся наружу.

Когда я пришел в другой раз, большой кошки уже не было, вместо нее стайка веселых воробьев сидела на проводах, и казалось, их щебет был слышен в комнате. После этого за окном появлялись то летящие облака, то падающие листья, пустыня, водопад, одинокий парус на безбрежных водных просторах, тихие переулки южных городов.

Больше всего мне нравились тени деревьев на стекле. Я не понимал, как можно было нарисовать стекло, а на нем — тень дерева. Я смотрел и, казалось, ощущал колыхание от слабого дуновения ветра. В высшей степени прекрасная картина! Какая тишина! Какое спокойствие!

В то время настроение у него было хорошее, и картины в окне менялись часто. С каждой новой в комнате менялась атмосфера, а вместе с этим и настроение. Но каждый раз, глядя на только что появившуюся картину, я чувствовал сожаление и беспокойство. Было жалко, что прежняя картина закрывалась следующей, а неспокойно из-за того, что вскоре новая картина сменит и эту. Какие это были удивительные творения! Если когда-нибудь в будущем и появится какой-нибудь особенно талантливый художник, то и он не сможет отделить эти соединенные вместе картины и воссоздать их заново. Я во все глаза смотрел на это несравненное искусство, не предназначенное для других людей, которое раз за разом рождалось и умирало. Но разве все в нынешней жизни происходит не так? Создается, уничтожается — такова жизнь…

После этого я не был у него, наверное, более полугода. В ту зиму меня перевели на работу к северу от района Дунцзюцзы рабочим в котельную типографии. В то время моя жена мучилась почками, и я должен был работать, следить за ее анализами, водить ребенка в ясли. За хлопотами я почти совсем забыл об этом. Однажды меня послали к собору за красным палисандровым деревом для строгального станка. Я вспомнил о нем, сделал небольшой крюк, чтобы навестить его. Открыв дверь, я почувствовал неладное, он весь как-то потемнел, казался удрученным, было похоже, что он тяжело заболел. Юй как-то сразу сильно постарел. Он, вообще-то, из тех людей, возраст которых определить трудно. Даже очки вдруг перестали блестеть. Как темно в комнате! Я подождал и окликнул его и вдруг увидел, что на окне висит плотная занавеска.