Анна Козлова - F20

По дороге на выпускной я попыталась обсудить занимавшие меня вопросы с Анютиком, но натолкнулась на какую-то бронебойную, шизофреническую формальность.

— А ты что, любишь Марека? — спросила Анютик.

— Да, я люблю его, — сказала я. — Если бы человека можно было разлюбить, как только он тебе изменил, в мире вообще не было бы никаких проблем.

— А зачем ты тогда спишь с этим Сашей? — недоумевала Анютик.

— Черт… — сказала я. — Ты не видишь вообще никаких связей в жизни.

Анютик обиделась.

— Может быть, я и не вижу связей в жизни, — сказала она, — но только потому что их нет. И не надо убеждать меня в том, что ты спишь с Сашей, потому что тебе разбил сердце этот придурок Марек. Все это хрень собачья. Ты спишь с Сашей, потому что тебе это нравится. Вот и все связи.

Мы поссорились, и в актовый зал я вошла одна. Там все было, как обычно: физрук и историчка стояли в дверях, напряженно отсматривая пьяных и накуренных, несколько десятков унылых девочек в замедленном режиме танцевали у сцены, а на закрытом занавесе висела растяжка «Выпускной!» На телефон пришла эсэсмэска от Марека, в которой сообщалось, что он ждет меня у женской физкультурной раздевалки и у него есть вино. Я вышла из актового зала и поднялась к раздевалке, Марек был уже изрядно нетрезв.

— Мы можем уйти отсюда? — спросил он.

Я представила, как через пару минут сюда припрутся с обходом историчка и физрук, снова начнется скандал, и приняла предложение Марека. Мы ушли из школы и спустились на набережную. Он долго, как-то особенно грязно матерясь, открывал вино — сначала зубами сдирал пленку с горлышка, потом шариковой ручкой проталкивал внутрь пробку. Вино сдалось минут через семь, обдав рукава Мариковой ветровки густыми красными брызгами. Марек снова произнес матерное слово и выпил. Потом он протянул бутылку мне. Я взяла, только чтобы с ним не связываться, пить мне не хотелось.

Начинало темнеть, и все это выглядело по-настоящему ужасно. Я смотрела на пьяного, ссутулившегося, производящего массу ненужных движений Марека и не могла понять — как еще несколько часов назад я могла думать, что люблю его? Как я могла стоять и смотреть на него через глазок, а сердце мое тряслось и ухало, как запертая в клетку сова?

— Ну… — сказал Марек, трудно сосредотачивая на мне взгляд. — Надо вроде поговорить?

Я пожала плечами.

— Я понимаю… — Марек вздохнул. — Что ты будешь выебываться, рассказывать мне, какое я говно. Я согласен. Да. Я признаю. Я не должен был так поступать. Но это не только от меня зависело, понимаешь? Ты вела себя так… Я не чувствовал твоей любви, — Марек поднял на меня глаза. — А чего ты молчишь?

— Ты так просишь у меня прощения? — уточнила я. — Я правильно понимаю?

— Да, — Марек кивнул. — И я хочу, чтобы у нас все было… как раньше. Это, конечно, чудовищно звучит, как будто телевизор где-то включен, но тем не менее.

И в этот момент вместо того, чтобы уйти, вместо того, чтобы заплакать, вместо того, чтобы наплести ему бредятины из телевизора, который он так кстати упомянул, я почувствовала непреодолимое желание сказать ему правду.

— Я не знаю, когда ты ударился головой, — сказала я, — но я бы очень хотела знать, где это случилось, чтобы пойти и тоже удариться. Марек, чего ты хочешь от меня? Как ты можешь все это мне говорить?.. Ты не чувствовал моей любви, поэтому ты пошел и трахнул другую женщину, и теперь ты хочешь, чтобы все было, как раньше? Но каким образом?

— Это была ошибка, — возразил Марек.

— Так не бывает, — сказала я. — Так не может быть, не существует таких ошибок. У меня был пес, Лютер, и я любила его. Я не оставляла его, не уходила от него к другим собакам…

— Ты совсем охерела? — разозлился он. — Ты меня с собакой своей сравниваешь?

— Я не сравниваю, — ответила я, — я просто пытаюсь тебе объяснить, что случилось. Ты меня предал, просто так… Безо всяких причин. Ты стал встречаться с другой девушкой, и из-за этого… все, что было… оно как-то… обесценилось. Ты перестал для меня быть… — я долго подбирала слова, чтобы звучало не слишком оскорбительно, — особенным.

— По-твоему, все так просто в жизни? — спросил Марек.

— По-моему, да.

— Значит, мы как бы закончили свои отношения? — уточнил он.

— По всей видимости, — сказала я.

Марек выпил залпом треть бутылки, после чего жестом, призванным демонстрировать всю его злость на меня, вышвырнул вино в реку. После этого он вдруг подошел ко мне и сжал меня так, что стало трудно дышать.