Анна Козлова - F20

Железная дорога упиралась в переезд. Перед опущенным шлагбаумом цепочкой стояли машины. Из будки вышла толстая женщина в оранжевой жилетке, посмотрела на меня и снова ушла в будку. Через несколько секунд она снова вышла, но на этот раз за ней следовал милиционер, он тоже, конечно, на меня пялился. Что делать? Бегать мне надоело. К тому же, насколько я помнила, ничего предосудительного я не совершила. Я подошла к шлагбауму и остановилась.

— Ты откуда тут взялась? — спросил милиционер.

Я пожала плечами.

— Как зовут, помнишь?

— Юля, — сказала я.

— Где живешь?

— В Москве.

— Лет сколько?

— Тринадцать.

Милиционер подлез под шлагбаум, подошел ко мне вплотную и присел, заглядывая мне в глаза.

— Что скушала-то, Юля? — поинтересовался он уже несколько враждебно.

— Ничего, — я замотала головой.

— А родители твои знают, где ты? — вступила тетка, поднимавшая и опускавшая шлагбаум.

— Ну… — я запнулась. — Знаете, я и сама не очень понимаю, что это за место. Это Клязьма?

Милиционер присвистнул, и они с теткой обменялись значительными взглядами. Потом меня отвели в будку, тетка налила мне чая и положила на стол засохшую баранку с маком. Я позавтракала, приехал серый уазик с синей, как у селезня, полоской на боку, и меня отвезли в отделение. Через час приехала мама.

Я по-прежнему босиком и в ночной рубашке шла на некотором отдалении от нее к площади, где менты нам посоветовали взять такси. Мама молчала. Мы приехали на дачу. Анютик, победительно скрестив руки на груди, стояла на веранде. Елена Борисовна сидела над чашкой чая, голова у нее была замотана мокрым полотенцем. Мама сказала, чтобы я пошла к бочке и помыла ноги.

Я стояла около бочки и поливала ноги из ковшика. В этот момент кто-то начал яростно колотить в калитку. Я испугалась и залезла под старую яблоню, чтобы меня не заметили. На участок влетела Неля, я слышала, как на веранде разворачивается скандал. Долетали фразы «да как вы смеете», «это вы как смеете, алкоголичка», «он в институте учится», «я вам такой институт покажу» и так далее. Рядом зашуршало, и под яблоню пролезла Анютик. В руках у нее был мой сарафан.

— На, — сказала она.

— Что там такое? — спросила я.

— Я сказала маме, что это все Костик. Он давал тебе наркотики, чтобы ты с ним спала.

— Ты совсем, что ли? — поразилась я.

— А что еще можно было сказать? — Анютик пожала плечами. — Вот, это тебе.

Она протянула мне на ладошке две продолговатые, с голубыми крапинками таблетки седоквеля.

— Прими, пожалуйста.

Я послушно проглотила таблетки.

— И никогда больше не забывай их пить, ладно? — Анютик впервые за долгое время мне улыбнулась.

Я разрыдалась и повалилась в мокрую, скользкую траву.

— Я ненавижу все это! — шептала я, захлебываясь. — Это нечестно, нечестно! Почему это происходит именно со мной?!

— Потому, что нашей мамочке не при каких обстоятельствах нельзя было рожать, — вздохнула Анютик.

Никаких особенных последствий у моего первого настоящего психоза не было. Мы вернулись в Москву, мама дня три трагически молчала, а по вечерам пила вино и закатывала истерики Толику. Он тоже пил, но мамины страдания не производили на него особенного впечатления. Однажды утром, когда она ушла на работу, он зашел к нам в комнату. Анютик в этот момент мылась.

— Ну, ты как вообще? — Толик присел на край моей кровати.

Я пожала плечами.

— Мама переживает очень, — сказал он.

Я кивнула.

— Слушай… — Толик окинул меня беглым оценивающим взглядом, задержавшись на ногах, — я смотрю на тебя, тебе сколько, четырнадцать?

— Тринадцать, — поправила я.

— Тринадцать… — кивнул Толик. — А на вид вообще шестнадцать. Нравится тебе… ну, с мужиками?

Вопрос был неожиданным, но Толик отличался от всех нормальных людей какой-то странной способностью видеть сквозь вещи. Самую суть.

— Нравится, — сказала я и спохватилась, — мне 1 ноября уже четырнадцать.

— Ну да… — Толик покивал головой. — Ты пойми такую простую вещь… Внимания к себе лучше не привлекать. Чем больше внимания, тем меньше мужиков. Усекла?

— Да, — сказала я.

— Не расстраивай мать, — Толик поднялся с кровати, дошел до двери, открыл ее и вдруг обернулся:

— И сестре своей это передай. Тоже полезно усвоить… Она ведь следующая…

Он вышел. Из ванной вернулась Анютик.

Я рассказала ей в двух словах о наказах Толика, она заключила, что они не лишены смысла.

Анютик подошла к шкафу и стала молча одеваться. Я тоже оделась, мы вышли на улицу и последовали своим обычным маршрутом — через набережную, к заводу, на мост и обратно мимо рынка.