Бернард Вербер - Отец наших отцов

Все знали о теории обезьяны-гибрида, но никто не хотел первым рассказать о ней. Ученые ждали, пока на это решится кто-нибудь другой. Анж был всего лишь акробатом и актером, который снимался в порнофильмах, кто бы всерьез прислушался к его словам, не подкрепленным доказательствами?

Преисполнившись отвращения к миру ученых и потеряв последние иллюзии, он решил выкрасть Софи Элюан. Быть может, его прежняя ученица окажется более открытой, чем все эти надутые индюки?

И человек-обезьяна не ошибся. Когда в самолете он объяснил Софи суть происходящего, она сразу поняла его. Если она и не была храбрее остальных, то, во всяком случае, она оказалась самой любопытной. Кроме того, Анж Ринзули был убежден, что даже если изыскания Софи не имели серьезного научного веса, то ее финансового авторитета будет достаточно, чтобы обеспечить широкую огласку завещания профессора Аджемьяна.

Анж показал журналистам ящичек с пятипалой лапой.

– Теперь, когда есть ДОКАЗАТЕЛЬСТВА, все меняется.

Он заглянул в яму, подмигнул на прощание и сказал:

– Ну, все. Последний совет: живите счастливо до самой смерти.

ВТОРОЙ СЫН не похож на ПЕРВОГО. Не такой мохнатый. Больше свинья, меньше обезьяна.

ОТЕЦ и МАТЬ думают, что следующие дети будут, наверное, какими-нибудь новыми генетическими вариантами родителей.

А пока готовят ВТОРОГО СЫНА к великой миссии: выбраться из пещеры и увидеть солнечный свет.

Исидор Катценберг и Лукреция на дне пещеры. Они садятся на землю и прислоняются к каменным стенам.

– Как обидно застрять здесь, когда мы достигли цели! – печально сказала девушка.

– Мы не так беспомощны, как Адам и Ева. У нас за плечами пять тысяч лет технологий и открытий, рожденных мозгом в 1600 кубических сантиметров.

Он вытряхнул рюкзаки и быстро осмотрел его содержимое.

– Ну, и что же в голове у хомо сапиенс? – спросила Лукреция.

Почему бы не сделать лук с тетивой из бюстгальтера и берцовой костью вместо стрелы? Пусть предки поучаствуют в спасении потомков. Сказано – сделано. Они привязали веревку к берцовой кости и смастерили лук из ребра. Юная журналистка тщательно прицелилась и выстрелила. Самодельная стрела взлетела вверх, но тут же упала обратно.

– Только в фильмах лучники попадают точно в цель, и между утесами сразу натягивается канат.

Отвернувшись, журналистка снова надела бюстгальтер, а Исидор залюбовался ее гладкой спиной.

– Может, займемся любовью? – предложил он. Девушка поперхнулась и спросила:

– Извините, что вы сказали?

– Может, заняться любовью? – спокойно повторил Исидор. – Ведь именно это и сделали прародители, чтобы выбраться отсюда.

– Я не стану заводить ребенка только для того, чтобы вылезти из пещеры, – возразила Лукреция.

– Хорошо, тогда мы умрем, – сказал Исидор, снова прислоняясь к стене спиной.

Девушка уперлась кулаками в бедра.

– Вы меня шантажируете, Исидор. Вот уж от кого не ожидала!

Он тихо ответил:

– Ладно. Будем считать, что я просто хочу заняться с вами любовью. Мне кажется, что, если мужчина и женщина застряли в пещере и могут там умереть, неплохо перед агонией доставить себе немного удовольствия. Разве это глупо – любить друг друга до смерти, прямо здесь, в недрах планеты-матери? Должен признаться, что нахожу вас очень милой. Маленькой, конечно, но очень милой.

– Воистину, все мужчины одинаковы, – пробормотала Лукреция. – В каждом дремлет свинья.

– Свинья и обезьяна, – поправил толстяк-журналист.

Девушка была поражена наглостью Исидора. Тот спокойно расстелил спальник и лег:

– Ну, как хотите, – сказал он.

Рассерженная Лукреция последовала его примеру:

– В любом случае, – снова заговорила она, – если мы и захотим плодиться здесь, у нас недостаточно еды, чтобы продержаться девять месяцев, необходимых для рождения ребенка.

– Адам и Ева продержались. Когда кончатся сладости из автомата, мы станем есть обезьян, которые будут приходить сюда, чтобы понять, что происходит.

– У них больше нет веревки.

– Будем есть кротов, слизняков, земляных червей. Не очень вкусно, но это белок, необходимый для выживания.

Он сделал себе подушечку из покрытого мхом камня.

– Да, но через девять месяцев наш ребенок не сможет выбраться отсюда. Современные дети начинают ходить в год. А через год, я думаю, один из нас точно съест другого. При всем моем к вам уважении. Чтобы до этого не дошло, предпочитаю сразу же покончить жизнь самоубийством.