Анна Гавальда - Я ее любил, Я его любила

Итак, я стоял перед дверьми ресторана, слегка отяжелевший и усталый, стряхивая пепел с очередной трубки и мечтая о том моменте, когда можно будет ослабить ремень на животе, и вдруг увидел Матильду. Она шла очень быстро, почти бежала, и тащила за руку недовольного мальчугана. «Матильда», - прошептал я. И увидел, как она побледнела. И даже пошатнулась. Но не остановилась. «Матильда! - повторил я уже громче. - Матильда! Я кинулся вдогонку. «Матииильда!» Я почти вопил.

Мальчик обернулся.

Я пригласил ее выпить кофе. Ей не хватило сил отказаться… Она была все еще так прекрасна. Я пересиливал себя. Вел себя неловко, глупо, пытался шутить. Мне приходилось нелегко.

Где она живет? Почему вдруг оказалась здесь? Просил ее рассказать о себе. Как у нее дела? Неужели она живет здесь? В Париже? Она неохотно отвечала. Ей было не по себе, она грызла кончик чайной ложечки. Я все равно ее слушал - я больше ее не слушал. Я смотрел на маленького белокурого мальчугана, который собрал со всех столов недоеденный хлеб и бросал крошки птицам. Он сделал две кучки - одну для воробьев, другую для голубей - и с упоением командовал своими подданными. Голуби не должны были, есть мелкие крошки. * Go away you ! - кричал он, поддавая птиц ногой. - Go away you stupid bird !»*( «Убирайтесь прочь, вы, глупые птицы!» {англ.) ). В тот момент, когда я повернулся к его матери и открыл, было, рот, она оборвала меня:

- Не трудись, Пьер, не трудись. Ему нет пяти… Нет, понимаешь?

Я закрыл рот.

- Как его зовут?

- Том.

- Он говорит по-английски?

- Да, по-английски и по-французски.

- У тебя есть еще дети? - Нет.

- Ты… Ты… Я хотел спросить… ты живешь с кем-нибудь?

Она поскребла ложкой по дну чашки и улыбнулась.

- Мне пора. Нас ждут. - Уже?

Она встала.

- Я могу вас подвезти куда-нибудь, я… Она взяла сумку.

- Прошу тебя, Пьер…

Тут-то я и сломался. Я сам от себя этого не ждал. Я плакал в три ручья. Я… Этот мальчик был моим мальчиком. Это я должен был учить его гонять голубей, подбирать с пола его свитерок, надевать кепочку! Все это должен был делать я. Я понимал, что Матильда лжет. Этому малышу было явно больше четырех. Я все-таки не слепой! Я точно знал, что она мне лжет. Только зачем?! И почему солгала вообще? Так нельзя! Нельзя… Она не имеет права. Я рыдал. Я хотел ей сказать…

Она оттолкнула стул.

- Я ухожу. Я свое отплакала.

- И что потом?

- Потом я тоже ушел…

- Вы не поняли - я хотела спросить, как все было дальше с Матильдой.

- Все было кончено.

- Кончено? Как это - кончено?

- Кончено.

Мы долго молчали.

- Она лгала?

- Нет. Я потом присмотрелся, сравнил с другими детьми, с твоими девочками… нет, думаю, она не лгала. Современные дети такие крупные… Вы ведь столько витаминов впихиваете в их детское питание… Иногда я о нем думаю. Теперь ему, должно быть, лет пятнадцать… Он, наверное, великан, этот парень.

- Вы никогда не пытались снова с ней увидеться? - Нет.

- А сейчас. Возможно…

- Сегодня все кончено. Сегодня я… Даже не знаю, способен ли еще хоть на что-нибудь…

Он заслонил камин экраном.

- Я больше не хочу об этом говорить.

Закрыл входную дверь на ключ, погасил все лампы.

Я все сидела на диване.

- Давай, Хлоя… Ты видела, который час? Ложись немедленно.

Я не отвечала.

- Ты меня слышишь?

- Так, значит, любовь - это бред? Так? И всегда кончается одним и тем же?

- Вовсе нет. Только нужно бороться…

- Как именно?

- Потихоньку. Делать каждый день маленький шажок, иметь мужество быть собой, решить, что будешь сча…

- Ну и ну! Кто бы говорил! Просто Паоло Коэльо…

- Смейся, смейся…

- Быть собой - значит бросить жену и детей?

- А кто говорит о детях?

- Не надо, умоляю. Вы прекрасно знаете, что я хочу сказать…

- Нет.

Я снова заплакала.

- Уходите! Оставьте меня. Я сыта вашей добротой по горло. Не могу больше. Вы меня перекормили, мистер. Заживо ободранный, перекормили…

- Ухожу, ухожу. Когда меня так мило просят…

Уже стоя в дверях, он обернулся и спросил:

- Могу я рассказать тебе напоследок одну историю?

Я больше не хотела никаких историй.

- Однажды, очень давно, я отправился в булочную с моей маленькой дочерью. Я редко водил ее за руку и еще реже оставался с ней один. Кажется, это было воскресное утро, в булочной было много народу, люди покупали булочки и меренги. Когда мы выходили, дочка попросила у меня горбушку. Я отказал. Нет, сказал я, нет. Когда сядем за стол. Мы вернулись домой и сели обедать. Маленькое дружное семейство. Я всегда сам резал хлеб - это была моя обязанность. Я хотел сдержать обещание, но, когда протянул горбушку дочке, она отдала ее брату.