Леонид Шорохов - Черная радуга

Перед нами знаменитое детище космического века, века компьютеров и рок-н-ролла, — печатная радиосхема. В причудливых переплетениях и изгибах исчезающе тонких медных веточек, впрессованных в жесткую структуру текстолита, таится великий смысл.

По этим медным дорожкам и тропинкам мчатся с сумасшедшей, околосветовой скоростью невидимые полчища электронов. Там, где металлические шоссейки пошире — фантомы, призраки мира микрочастиц зримо разреживаются, словно ярость их движения умеряется самим простором дороги; там же, где от широкого медного стволика отходят в разные стороны пучки ветвей — электронный косяк разбивается на отдельные стайки. Стайки уплотняются, густеют. Мощь энергетических жеребцов увеличивается. Сила устремления вперед колоссальной массы микрокентавров нарастает и, ворвавшись в конечный пункт своего движения — тело диода, или триода, или резистора, импульс энергии производит запрограммированное механическое действие. Результатом этого действия и является работа сложнейшего механизма. Электронный прибор чутко улавливает исчезающе-малые колебания электромагнитного поля, приходящие к нему из необозримого пространства. Он отфильтровывает необходимый сигнал из дикой мешанины волн, полей и электрических разрядов, которыми нашпигована материальная среда. Отфильтровывает и преобразует в электромагнитные колебания иного вида и параметров, после чего доносит их до адресата в форме звука или света.

Работа сложнейшего аппарата так гармонична, так элегантна, что невольное восхищение охватывает любого, кто хотя бы случайно соприкоснется с этим чудесным миром.

Но гармония торжествует лишь до той поры, пока микроскопически точно взвешено и соотнесено с пропускной способностью макросистемы количество и качество поступающего в нее исходного энергетического материала. Беда, если напряжение или ампераж источника питания превысят эту максимальную пропускную способность радиомашины. Вот нерадивый хозяин чудо-прибора, выбросив иссякший элемент питания, замыкает на вводные клеммы батарею с нестандартным запасом и качеством энергии. Замыкает в беспечной надежде, что чувствительнейший к нарушениям режима работы аппарат будет функционировать в экстремальных, гибельных для его внутренней конструкции условиях. Наивная надежда!

По узким медным трекам вместо марша упорядоченных колонн начинают нестись одичавшие табуны. Вот на одном из поворотов лидер чуть замешкался. Налетевшее сзади бешеное стадо растоптало его и, не удержав скорости, перемахнуло через коричневую лужайку изолята, отделяющего один трек от другого. Теперь поток энергии слепо мчится навстречу своему бывшему правильному движению.

Катастрофа. Замыкание. Электрический пробой.

Напрасно расстроенный владелец бывшего чуда раздраженно трясет плоскую коробку радиоприемника, бессмысленно дергает антенну, нажимает на клавиши, — вместо упоительных ритмов поп-музыки, бросавших его минуту назад в сладкий экстаз, из дырчатой окружности репродуктора в его ошеломленные уши врывается дикая какофония звуков.

Пробой!

Теперь любые попытки поправить беду домашними средствами ни к чему не приводят. Включен родной элемент питания — из репродуктора несутся трески и хрипы. Всякая самопомощь бессильна. Произошло физическое разрушение. Требуется профессионал. Профессионал, вскрыв заднюю стенку приемника, тотчас уловит опытным глазом следы и место происшедшей катастрофы — пятно ожога, почерневший от копоти медный поясок, капельки расплавленного металла там, где замкнулись между собой встречные цепи, не имеющие права замыкаться.

Пробой. Ремонтник горестно покачает головой: и осел же хозяин чудо-прибора! Какую прекрасную вещь угробил!

Поврежденная схема сложна и хрупка, ремонт не прост и не всегда возможен.

Подобным образом устроен и человеческий мозг. О, если бы какому-нибудь сверхмастеру довелось бы, сняв верхушку черепной коробки, заглянуть на минуту в угловский мозг, он обнаружил бы там очень знакомую картину. Он увидел бы, весьма похожие на электрические, густые переплетения нейронов, триоды клеток, замыкатели и размыкатели нервных окончаний. Только сложность и хрупкость мозговых цепей во много раз превышает сложность и хрупкость цепей электрических. Биотоки, блуждающие по ним, ничтожно малы в сравнении с грубой мощью зарядов вольтовых батарей.

Но именно эти ничтожные импульсы тока и направляли все Семеновы действия. Присмотревшись, сверхъестественный мастер отшатнулся бы в невольном огорчении. Взгляд его мигом уловил бы в зарослях нейронных цепей следы многочисленных катастроф — следы диких и слепых ударов, нанесенных алкоголем по чудесному творению природы.