Тан Тван Энг - Сад вечерних туманов

— Продайте ее мне.

Он почти ласковым движением широко развел руки:

— С момента вашего посещения я раздумываю над вашим предложением.

Я напряглась, гадая, о чем он намерен мне поведать.

— Вы спланируете и разобьете мой сад?

Он отрицательно повел головой:

— Но вы можете научиться сделать это сами.

Понадобилась секунда-другая, чтобы вникнуть в суть его предложения.

— Вы просите меня стать… вашей ученицей? — Вот уж чего бы я совсем не хотела. — Это смешно.

— Я обучу вас умению и навыкам создания своего собственного сада, — сказал он. — Простого, незатейливого сада.

— Для Юн Хонг не годится бесчувственный японский незатейливый сад.

— Это все, что я могу вам дать, — сказал он. — У меня нет времени… да и желания… создавать сад для вас. Или еще для кого бы то ни было. Последний заказ, за который я взялся, научил меня никогда больше не соглашаться на следующий.

— С чего это вы передумали?

— Мне нужен кто-то в помощь.

Мысль стать его ученицей, служить у него на побегушках ничуть не прельщала меня. Когда я приходила в себя в госпитале после заключения, то поклялась себе: никто и никогда больше не будет распоряжаться моей жизнью.

— И долго вы меня будете обучать? — спросила я.

— До монсуна.

Сезон дождей, прикинула я, вернется месяцев через шесть-семь.

Медленно прошлась по комнате, обдумывая его предложение. Я была безработной, зато скопила вполне достаточно денег, чтобы позволить себе какой-то срок не работать. И у меня было время. Предложение Аритомо — единственный для меня способ подарить моей сестре японский сад. «И всего-то — шесть месяцев, — говорила я себе. — Я выносила кое-что похуже».

Остановившись, я взглянула на него:

— До монсуна.

— Взять ученика, а тем более ученицу — дело не пустячное, — предостерегающе поднял он палец. — Возлагаемые на меня обязательства тяжелы.

— Я понимаю, что это не будет увлечением на досуге.

Хмурясь, он подошел к полке, снял с нее книгу:

— Это поможет вам понять, чем я занимаюсь.

Тоненькая книжечка в сером матерчатом переплете, название оттиснуто по-английски под строкой японской каллиграфии.

— «Сакутей-ки» [106] «Сакутей-ки» — древнейшая японская печатная книга (XI в.) о садоводстве. Содержит трактат «Образец создания садов», автором которого считается Тачибена Тошицуна (1028–1094). , — прочла я.

— Древнейшее собрание текстов о японском садоводстве. Изначальные свитки были написаны в одиннадцатом веке.

— Но в то время создателей садов не существовало, — сказала я.

Аритомо вскинул брови.

— Мне Юн Хонг рассказывала, — добавила я. — Об этом говорилось в одной из ее книг по садоводству.

— Ваша сестра была права. Тачибена Тошицуна, тот, кто составил «Сакутей-ки» , принадлежал к придворной знати. Говорят, он в высшей степени умело обращался с деревьями и растениями.

— Я не настолько сильна в японском языке, чтобы осилить это.

— Книга, что у вас в руках, — это сделанный мною перевод на английский, опубликованный много лет назад. Она ваша. Теперь — об уроках, — он прервал меня, едва я стала благодарить его. — В первый месяц вам предстоит работать в разных местах сада, которые все еще обновляются. Мы должны начинать в половине восьмого. Работа заканчивается в половине пятого, в пять, а то и позже, если понадобится. У вас будет час отдыха на обед в час дня. Мы работаем с понедельника по пятницу. Если я попрошу, то вы обязаны будете явиться и по выходным.

Я ведь знала, что будет нелегко убедить его составить план и создать для меня сад. Но теперь до меня дошло, что самое трудное только-только начинается. Вдруг, ни с того ни с сего, на меня напала неуверенность в себе и в том, на что я дала согласие.

— Та девочка, что когда-то ходила по садам Киото со своей сестрой, — заговорил Аритомо, всматриваясь в мои глаза так, будто выискивал камушек, который уронил на дно пруда, — та девочка, она все еще там?

Понадобилось время, чтобы я смогла заговорить. Но и тогда голос мой звучал, как мне казалось, слабенько и сухо:

— С ней столько всего произошло.

Его пристальный взгляд безотрывно проникал в самую глубь моих глаз.

— Она там, — произнес он, отвечая на свой собственный вопрос. — Глубоко внутри — она все еще там.

До восхода солнца оставался еще час, но я, лежа в постели, уже чувствовала его приближение, чувствовала, как свет огибает землю. В лагере для интернированных я ждала его появления со смертельным страхом: рассвет означал еще один день непредсказуемых истязаний. Узницей я страшилась утром открыть глаза, теперь, когда я больше не в лагере, теперь, когда я свободна, я боялась закрыть глаза, когда засыпала, — боялась уготованных мне снов.