Тан Тван Энг - Сад вечерних туманов

Садовник стиснул скулы.

— Будь я причастен, разве меня не повесили бы? Возможно, даже и вы?..

— Не все виновные японцы были осуждены, и того меньше — понесли кару.

Что-то изменилось в атмосфере между нами, как будто мягко веявший до того ветерок вдруг резко замер.

— Однажды сюда пришли британские солдаты, вскоре после того, как японские войска сдались, — сказал Аритомо. — Они вытащили меня из дома, заставили встать на колени на землю, вон там. Прямо там.

Он указал на поросший травой клочок.

— Били меня прикладами. Когда я свалился и попытался подняться, они били меня ногами, раз за разом. Потом увезли.

— Куда?

— В Ипох, в тюрьму. Меня заперли в камеру. Не предъявляя никаких обвинений. — Он принялся тереть щеку тыльной стороной ладони. — Там были и другие узники, японские офицеры, ожидавшие, когда их приговоры будут приведены в исполнение. Некоторые из них рыдали, когда их вели на казнь. Их уводили одного за другим, пока я не остался один. А потом, как-то вечером, надзиратели пришли за мной. — Он перестал тереть щеку. — Меня вывели из камеры. Я подумал, что меня собираются повесить. Но меня отпустили. У ворот тюрьмы меня поджидал Магнус. Я просидел в тюрьме два месяца.

Бабочка вспорхнула, ее крылышки засемафорили черно-желтым. Садовник забарабанил пальцами по столу. Наконец он поднялся на ноги:

— Пойдемте, мне следует показать вам часть сада.

— Наш чай остынет.

У меня оставалась надежда узнать о его решении, ведь он никак не дал мне понять, что принимает мое предложение.

— Вряд ли в этой части света мы останемся без чая, — едва заметно усмехнулся он, — не так ли?

Он снял со стоявшей у входной двери вешалки для шляп старенький пробковый шлем и повел меня наружу. Мы пошли вдоль края незаполненного пруда. Я заметила, что дно его уже было выложено затвердевшей глиной. В глубине сада тамил-кули укладывал в колесную тачку камни, покрытые грязью и выдранными корнями. «Селамат паги, туан [62] Селамат паги, туан — доброе утро, господин ( малайск. ). » , — приветствовал он Аритомо. Садовник посмотрел на работу кули и, не скрывая раздражения, покачал головой. Тамил едва-едва изъяснялся по-английски, и Аритомо был не в состоянии разъяснить ему в точности, что нужно сделать. Я встала между ними и перевела его приказания на малайский. Аритомо попросил меня передать работнику более подробные указания и выспрашивал его до тех пор, пока не убедился, что тот понял его как следует.

— Все равно он все перепутает, — произнес Аритомо, когда тамил укатил свою тачку.

— Сколько у вас тут работников?

— Когда-то было девять, — ответил Аритомо. — Когда война кончилась, они уехали в Куала-Лумпур. Теперь осталось всего пять, которые работают со мной. У них нет ни интереса, ни способностей к разбивке садов. И, как видите, они не понимают моих указаний.

— Вы тут уже одиннадцать лет, — сказала я, оглядываясь вокруг. — Я думала, за это время можно завершить любой сад.

— Я постоянно кое-что меняю в нем, — прозвучало в ответ. — Солдаты, явившиеся меня забрать, находили удовольствие в том, чтобы порушить мой сад. Долгое время я сомневался: а есть ли смысл восстанавливать его? Не хотел, чтобы толпа солдат снова уничтожила его. Я тянул с восстановлением и взялся за работу лишь несколько месяцев назад.

— Эти изменения… сколько времени займет закончить их?

— По-видимому, еще год. — Аритомо остановился осмотреть росшие рядком цветы геликонии. — Есть кое-какие новые идеи, которые мне хочется осуществить.

— Это что-то долгонько, чтобы просто подправить сад.

— Вот теперь ясно, что знаете вы слишком мало. Камни надо выкопать и переместить. Деревья извлечь и посадить заново. Все должно делаться вручную — все полностью. — Аритомо сломил прутики с низко свисавших ветвей. — Так что, как вы понимаете, ваш заказ я принять не могу.

Я была подавлена горечью разочарования. И в конце концов выговорила:

— Я готова ждать год. Даже два, если будет необходимо.

— Ваше предложение меня не интересует.

Он быстро пошел к большому валуну, возвышавшемуся над живой изгородью. Секунду спустя я последовала за ним. Камень доходил мне до бедер. На его плоской поверхности было полое углубление размером с небольшой тазик для умывания. Вода стекала по бамбуковому лотку, наполняя углубление, прежде чем перелиться по сторонам через край. Рядом с этой природной чашей лежала трубочка из бамбука. Аритомо опустил ее в воду и стал пить, а напившись, передал трубочку мне. Поколебавшись, я взяла ее.